– Это ты откуда узнал? – спросила Гарриет, внимательно его выслушав.

– У бойскаутов.

На самом деле он узнал это совсем не у бойскаутов, он даже сам толком не помнил, откуда он это знает, но в том, что все так и есть, он был почти уверен.

– Если б нам в “Брауни”[10] про такое рассказывали, я б ни за что туда ходить не бросила.

– Ну, в бойскаутах тоже много чуши учат. Правила дорожного движения, все такое.

– А если мы возьмем пистолет?

– Пистолет – это уже лучше, – Хили с деланным равнодушием отвернулся, чтоб Гарриет не заметила, как он обрадовался.

– Ты умеешь стрелять из пистолета?

– Ну да.

Хили в жизни не держал в руках оружия – его отец и сам не любил охотиться, и сыновьям запрещал – зато у него была воздушка. Он хотел было сообщить, что его мать держит в прикроватной тумбочке черный пистолетик, но тут Гарриет спросила:

– Это сложно?

– Стрелять? Нет, как по мне – легкотня, – сказал Хили. – Не волнуйся, я его тебе пристрелю.

– Нет, я хочу сама.

– Ладно, тогда я тебя научу, – сказал Хили. – Натренирую! Сегодня же и начнем.

– Где?

– То есть – где?

– Не можем же мы прямо во дворе из пистолетов палить.

– Верно, котики, никак не можете, – раздался веселый голос, и вход в сарай заслонила чья-то тень.

Страшно перепугавшись, Хили и Гарриет вскинули головы, и в глаза им с хлопком ударила белая полароидная вспышка.

– Мама! – Хили взвизгнул, закрылся руками и, попятившись, споткнулся о канистру с бензином.

Жужжа и пощелкивая, камера сплюнула фото.

– Ну-ну, не обижайтесь, я не удержалась, – лениво протянула мать Хили, так что стало ясно – ее ни капельки не волнует, обиделись они или нет. – Ида Рью мне сказала, что вы тут прячетесь. Кроха… – “Крохой” мать всегда звала Хили – это слово он терпеть не мог –.ты не забыл, что у папы сегодня день рождения? Оба моих мальчика вечером должны быть дома, когда папа вернется с гольфа, мы устроим ему сюрприз!

– Никогда так не подкрадывайся!

– Ой, ну будет тебе. Я как раз купила кассету с пленкой, а тут вы – такие миленькие. Надеюсь, получилось… – она глянула на снимок, вытянула подмазанные розовым губки, подула.

Мать Хили и мать Гарриет были одного возраста, но мать Хили всегда вела себя так, будто она гораздо моложе – и одевалась соответственно. Она мазалась голубыми тенями, стриглась по моде нынешних школьниц и вечно расхаживала по двору в бикини (“Что твой подросток!” – говорила Эди), от чего кожа у нее была покрыта веснушчатым темным загаром.

– Ну хватит, – проныл Хили.

Он стыдился матери. Из-за нее его вечно дразнили в школе – мол, юбки у нее коротковаты.

Мать Хили рассмеялась.

– Я знаю, Хили, ты торт-суфле не любишь, но это же папин день рождения. Но знаешь что? – Мать Хили вечно разговаривала с ним унизительно-бодрым детским голоском, как будто он еще ходил в детский садик. – В кондитерской отыскались шоколадные кексы, правда здорово? Ну, идем. Тебе надо искупаться и переодеться в чистое. Гарриет, ты уж прости, мой котик, но Ида Рью велела тебе сказать, чтоб ты шла ужинать.

– А можно Гарриет с нами поужинает?

– Не сегодня, кроха, – бросила мать Хили, подмигнув Гарриет. – Гарриет ведь нас поймет, правда, лапочка?

Но Гарриет, обидевшись на такой развязный тон, в ответ только окинула ее угрюмым взглядом. Если Хили с матерью особо не церемонится, ей тем более не обязательно быть вежливой.

– Ну, конечно же, Гарриет все поймет, правда ведь? А мы пригласим ее в следующий раз, когда будем во дворе гамбургеры жарить. Да и кекса на долю Гарриет у нас нет.

– Он один? – завопил Хили. – Ты купила мне всего один кекс?

– Кроха, не жадничай.

– Один – это мало!