Рассказ второй.

Беда не приходит одна. В пятницу тринадцатого, как вы помните, я в чайничек заварной дунул, губу обжог. Поделился с другом о том происшествии. Так он гад немного поржал. А потом вдруг стал серьёзным. На меня смотрит. Глаз не сводит. Вдруг ресничками хлоп, бровки домиком выстроил и говорит:

– Сидрыч, ты это того… – от волнения ручки его затряслись.

– Пантилеич, ты чего это вдруг затрясся то? Чего удумал?

– Сидрыч, – вскочил друг со стула, – ты хоть понимаешь, что ты гений. Дайка я на тебя гляну, – подбежал рассматривает меня, лыбится, губки расплылись, зубки поблёскивают коронками.

Я его таким ещё не видел.

– Ты че сдурел что ли! – Оттолкнул я его, у самого мысль: «Все пить больше не будет… не наливать… никак белочка припрыгала». Пантелеич, ты меня пугаешь, ненароком свихнулся! – крикнул я, отбирая у него из рук рюмку и бутылку, из которой он хотел себе налить водочки.

– Сидрыч, ты чего? Не хило! Надо за изобретение-то выпить…

Началась борьба меж нами за бутылку. Да только была тут ничья. Бутылка выскользнула из наших четырёх и хрясть на пол.

– Ну ты гад, Пантилеич, мало того, что дурь в голову ударила, так ещё и водки лишил…

Упал я на стул в огорчении, да раздражении.

– Ну, прости ты меня дурака, Сидрыч. Ведь я чё удумал. Ведь ты должен запатентовать свое изобретение!

– Какое такое изобретение?! – удивился я. – «Явно белочка уже мозги Пантелеича в оборот взяла». Но, то, что он мне предложил меня заинтересовало.

– Ты губы – то обжог? – спрашивает меня, сам загадочно улыбается.

– Ну?

– Бабы губы надувают всякой гадостью?

– Ну?!

– Что ну? Так они, какие деньжата платят всяким там хирургам пластическим. Вот как нашему Горымычу в прошлом…

– Причём тут Горымыч? Ничего не могу понять! Объясни!

Тут в дверь звонок. Открыл я, а там Горымыч:

– Легок на помине. Только о тебе вспоминали…

– Что это вы обо мне вспоминали? Спиртик наверно желаете господа-товарищи?!

Пожав нам руки в приветствии, от него уже спиртным пахнуло, из-за пазухи достал бутылочку – грамм под двести, на стол поставил.

– Ну, так, что вам от меня треба?

Пантелеич тут же к делу приступил:

– Ты ж знаешь, что тринадцатого в пятницу произошло с Сидрычем? Губу свою обжог она и вздулась. Так я к нему с предложением: кинуть на хрен хирургов на бабки! Девкам губы подправлять будем… дешевле, правда. Куда нам до специалистов.

Тут наш Горымыч взъярился:

– Что? Вы, что тут одурели? Чего опились? – сам наклонился над осколками бутылки, принюхался: – вроде водка, а несете – черт знает, что! Как это меня бросить на бабки?! – Выпрямился, на Пантелеича кинулся с кулаками. – Я тебе предложу сейчас провести фейсовую операцию!

Да с этими словами, как вдарит тому в нос. Пантелеич отлетел к стене. Видит ярость в глазах друга-хирурга, притворился беспамятным.

Горымыч ко мне обернулся, грозно смотрит. Буравит взглядом, того гляди: дым из ушей повалит да из ноздрей, покраснел лицом.

– И ты с этим согласен?

Сам брови сдвинул. Бутылочку в карман положил. Кулаки сжал, на меня пошел.

Ну, что мне оставалось делать? Тем более я и не понял совсем Пантелеича. Вот притворщик. Лежит. Заварил кашу, сам убег в бессознательное состояние.

– Ну, что ты, Горымыч, – виновато глянул я на него, – я ж ни сном, ни духом, о чем он там спьяну говорил. Хотя только по одной выпили, а его вон сразу прихватило. Белочка видно его в оборот взяла, слава богу, ты пришел. А то совсем ему кердык был бы. Ишь чего удумал бабам кипятком губки подправлять.

– Что?! – Горымыч, аж рот от удивления открыл, – так этим он хотел меня на бабки кинуть…

И вдруг расхохотался. Я на него смотрел в ожидании. Знаю его нрав: вот смеется, а тут вдруг психанет. Смотрю, пронесло. Присоединился к его веселью. Глядь Пантелеич зашевелился. Сел и давай ржать, как в ничём ни бывало.