Я замечаю Бартоломью – тихого, угрюмого подростка, который приехал сюда два года назад, стоящего в одиночестве рядом с сараем и пинающего что-то в траве. Он мечтатель, легко отвлекается, но я не уверен, что он мне нравится. Кажется, он всегда один… и наблюдает, как будто изучает других. Я корю себя за такие мысли, но считаю его немного странным.

Финнеган и Джонатан, или «близнецы», как мы их называем, конечно, как обычно, вместе. У них грязные светлые волосы и бледная кожа, они одинакового роста и телосложения, у них схожие характеры. Они кажутся братьями, но на самом деле попали сюда из разных мест, в один месяц – ненастный декабрь три года назад, и сблизились так быстро и легко, что, казалось, были предначертаны друг другу судьбой. Теперь они неразлучны и обаятельны. Обоих легко рассмешить, и если одного наказывают, то другой плачет. Они смогли очаровать даже отца Пула, который часто позволяет им больше, чем остальным детям. Но никто не возражает.

Я оглядываюсь в поисках Саймона и вижу, как он оживленно разговаривает с Байроном, непокладистым пареньком из города, который, честно говоря, доставил много проблем, когда только приехал, часто ввязываясь в драки и задирая младших. «Яма» решила первую проблему, и мне нравится думать, что я помог справиться со второй. Однажды днем я усадил его и объяснил, как важно держаться вместе, особенно здесь. Я рассказал ему, что значит быть одним из старших мальчиков (хотя ему было всего одиннадцать, и он вряд ли подпадал под эту категорию). Он оценил мою искренность и то, что я отнесся к нему с уважением. Единственная проблема, с которой я столкнулся после той теплой беседы: он стал слишком заботиться обо мне. Очень любезно с его стороны, хотя иногда и смущает. Но, по крайней мере, он больше никого не задирает.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, не отстал ли кто-нибудь из мальчиков. Отец Пул стоит прямо позади меня, заняв весь дверной проем, наблюдая за всеми нами. Мимо него проходят Дэвид, Бен и Тимоти, с ведрами и щетками. Я ясно представляю непокорную ухмылку Дэвида: ему предстоит полдня драить полы. Мы с ним ровесники – нам обоим по шестнадцать лет – и де-факто старшие братья этого странного клана, даже если он так не считает. Он притворяется, что не замечает или не хочет замечать, как младшие смотрят на него снизу вверх. Как бы то ни было, он и те двое других будут мыть полы до обеда – легкое наказание за то, что они не выучили заданные им главы из Библии…

Погруженный в свои мысли, я не сразу замечаю, что холодные голубые глаза Пула устремлены на меня. Я отворачиваюсь и направляюсь к сараю.

У двери сарая выстроилась неровная очередь. Он стоит среди высокой травы рядом с амбаром, окруженный двумя большими надворными постройками и полуразрушенным, более старым строением, в котором сейчас живут лишь мыши да пауки. В большом сарае в основном хранятся сельскохозяйственные инструменты, и, хотя он новее и крепче, чем старые здания, он слегка покосился. Отец Эндрю говорит, что сарай и другие постройки, скорее всего, снесут следующим летом, а инструменты перенесут в более просторный амбар.

У открытой двери сарая, словно бастион, стоит брат Джонсон. Он вручает мальчикам, когда они подходят, орудия труда – грабли, косу, лопату и так далее.

Джонсон – отвратительный человек. Высокий гигант с длинными сальными волосами и коричневыми зубами. Густые брови нависают над тусклыми карими глазами. В отличие от гладко выбритых священников, его лицо поросло щетиной, и хотя он одет в рясу, на ней нет украшений. Она сшита из грубой и тяжелой ткани, как попона для седла. До мальчиков доходили слухи о том, как брат Джонсон оказался с нами. Его отдали в услужение Пулу за преступления, совершенные в городе. Никто не знает, что это за ужасные преступления, но я подозреваю, что Джонсон отбывает пожизненное наказание вовсе не за простую кражу. Что бы он ни совершил, это было пострашнее воровства, даю голову на отсечение.