Мама достала из сумки полотенце.

– Полегчало?

– Да, мамочка… Спасибо, теть Тань!

– Ничего страшного. Это дело привычки… А ваша-то кошка….

И хозяйка кивнула в сторону. Я обернулся. Марыся, выбравшись из спортивной сумки, жадно лакала искрящуюся радугой воду из образовавшейся на плитах лужи. А там, где начинался песок, путь воды резко обрывался, будто ее вообще не существовало в природе. Жадность песка на солнце была неимоверна. Он впитывал все до капли, не оставляя даже следа.

Марыся напилась воды и пошла обнюхивать предметы и растения, вздрагивая от каждого шороха и движения, приседая на задние лапы и прижимая уши. Тофик специально несколько раз топнул ногой, напугав и без того измученное животное.

– Дядя Тофик, не надо, она боится.

– Да ладно, чего ей будет! Уууу, зверюга…

И он хлопнул в ее сторону ладонями так, что кошка подпрыгнула на месте и сиганула за угол дома. Тофик покатился со смеху. Таня, поглаживая живот, сказала: «Дурак здоровый!» – и пошла в дом. Мама подмигнула мне:

– Ты как?

– Нормально, мам!

– Пойду вещи наши разложу… Таня, а где нам вещи свои разложить? – прокричала мама вдогонку тете Тане.

Дядя Тофик опять оторвался от своего агрегата, который все не хотел заводиться:

– А вы чего, хотите в одной комнате спать, что ли? Вот те на! Он же мужик, пусть в подвале спит, там прохладно. Я туда еще эту бандуру поставлю с кассетами. Будет балдеть по ночам!

И он, взяв свой магнитофон, пошел за угол дома, где сначала исчез брат-хиппи, а потом туда умчалась Марыся. Не дойдя до угла, Тофик остановился.

– Или ты боишься один? А то еще похудеешь от страха.

И он скрылся за углом. Там раздался звонкий свист, потом смех дяди Тофика, а потом как ошпаренная из-за угла выскочила Марыся и бросилась наутек к сараю. Мама погладила меня по голове.

– Не обращай внимания. Это у него шутки такие…

– …

– Хочешь в подвале спать? Может, действительно, там будет лучше, чем наверху… Сам решай!

– Да, буду в подвале.

– Ну, иди. А я к Татьяне.

Мама ушла в дом. Я надел сандалии и пошел за угол. Посредине дома, как выщербленный зуб, чернел проем. Я подошел к ступеням из мраморной плитки, ныряющим круто вниз.

– Смотри, осторожно, – донеслось из темноты. – Ступени скользкие. Особенно если ноги мокрые. И голову береги, потолок низкий.

Из подвала тянуло сырой прохладой. Спустившись, я попал в метровый коридор, расходящийся буквой Т. Из левой двери доносилось тихое пение, похожее на магические мантры народов севера.

– Направо поворачивай. И смотри под ноги, еще четыре ступеньки. Тоже скользкие, – донеслось из правой комнаты.

Я повернул на голос. И держась за влажную от конденсата стену, нащупал первую ступеньку… И сразу же поскользнулся, но с трудом удержался на ногах.

– Ой!

– Я же предупреждал! Очень скользко.

Глаза стали привыкать к темноте. Через горизонтальную щель в стене, размером с форточку, пробивался параллелепипед пыльно-желтого солнечного света. Отскакивая от мраморного пола, он ударялся о шершаво-серый потолок, оставляя там свой прямоугольный отпечаток. Здесь было влажно и холодно. Не верилось, что на улице плюс 34 градуса.

– А зачем тут мраморный пол, если скользко?

– Зато красиво… Сейчас свет починю… От сырости коротит вечно…

В углу, где шевелилась тень дяди Тофика, коротнуло, и вместе с искрами посыпался отборный мат. Фейерверк закончился, и все стихло. Потом в луч света вошел монтёр-пиротехник, рассматривая свою руку.

– Нормально меня еб… Кхм! Садануло! Аж искры из глаз! Там выключатель справа у входа на уровне пояса.

Я пошарил рукой по стене и нащупал кнопку. Щёлк! Тоскливо зажглась лампа посреди комнаты, поглотив солнечный свет из бойницы окна, превратив комнату из подземелья в склад забытых вещей. Среди которых была кровать с провисшей сеткой, прикроватная тумба пионерлагерного образца, у противоположной стены стояли ящики с инструментом, проводами, железными банками. Вдоль стены ползла полка с закупоренными стеклянными бутылками, в которых поблескивали всеми цветами радуги загадочные жидкости. Тут же в углу куча ржавого хлама ощетинилась запчастями для неведомых мне станков и транспортных средств, которые здесь, по всей видимости, пытали и замучили до смерти. Под жалким подобием окна стояла длинная тумба, на которой вольготно расположился новенький, но так и не заработавший японский кассетник, и скромно развалился старенький советский патефон. Все полки тумбы были заставлены старыми пластинками! Патефон и пластинки!