– И разно… разночешуйной! – воскликнул Умбра.
– Наверное, я могу пойти на некоторые… уступки, – проговорил Алатар и, видимо, в тот же миг об этом пожалел, судя по его хмурой морде. – Но при одном условии: это навсегда останется в Зелёном коридоре и никогда не покинет его пределы.
Все с неподдельным интересом уставились на Алатара.
– Я позволю Умбре… ехать у меня на спине.
Никогда прежде Агния не видела Умбру таким счастливым – у него на мордашке светилась широчайшая улыбка и показывались белёсые драконьи шипики-зубики. Если бы Агния разрешала ему летать, он тотчас же взмыл в небеса и парил над всеми ними, лёжа на облаке и наслаждаясь мгновениями своего неописуемого счастья.
Прижавшись к Агнии и обнимая её, Умбра слёзно умолял жалостливо-невинным голоском:
– Агнушка, милая, ну ты же мне разрешишь покататься на тигре, правда?! Ну пожа-а-а-луйста! Ты же у меня самая красивая лисичка во всём белом свете! Я обещаю тебя во всём слушаться и никогда-никогда не расстраивать!
– Самая красивая лисичка в целом свете, говоришь? – Агния склонила голову набок, на её лице проскользнула разоблачительно-хитрая, присущая только лисицам улыбка, а глаза, тоже с хитринкой, сузились в щёлочки. – Какой же ты маленький льстец! Я вроде бы тебя этому не учила. В кого же ты такой? На всё пойдёт, но своего не упустит. Ну-ка, скажи ещё раз, какая у тебя лисичка?
– Самая красивая! – с тем же запалом, не выпуская из объятий Агнию, он поднял на неё зубастую мордашку с сияющими глазёнками.
– Ладно, так уж и быть, седлай Алатара, если он не передумал, – Агния взглянула на смущённого Алатара, похожего в эту минуту совсем не на тигра, а на пойманного с поличным нашкодившего кота, и, пробиваясь через торжествующие крики Умбриэля, продолжила: – Только если ты пообещаешь мне, Умбра… Умбриэль! – призывала она к тишине, перекрикивая дракончика. Умбриэль уже, казалось, ничего и никого не замечал вокруг себя. – Умбриэль, отвлекись на секундочку и выслушай меня: если только ты пообещаешь мне крепко держаться за Алатара. Я бы предложила изобразить поводья и седло, но, во-первых, малахитовая кисть здесь не действует и её у меня больше нет, во-вторых, это наверняка ниже достоинства Алатара и, в-третьих, будет выглядеть дико и глупо, как если бы лису заставить рыть норы. А в-четвёртых, мне почему-то кажется, что Алатар на это ни за что не подпишется.
– Не подпишусь, – подтвердил Алатар, кивнув, едва сдерживая смех. – И, Умбра… – он подозвал к себе дракончика. Умбра, наконец, перестал баловаться, послушно встал напротив тигра, прижав подбородок к груди, вытянув руки по швам, и зажмурился, видимо, сдерживая перехлёстывающую через край радость. – Раз уж Агния напомнила мне, что у меня ещё осталось достоинство, ты заберёшься на меня, только когда мы войдём в Бенгардию, – не раньше, не позже. Как только мы покинем её пределы, ты слезешь с меня. Договорились?
– Договорились! – отчеканил Умбра.
Но в его голоске слышалось ещё что-то, какая-то неугасающая надежда, что, может быть, тигр ещё передумает и разрешит ему потом, уже после Бенгардии, хотя бы разочек прокатиться на его полосатой спине, а ещё маленькая обида от несправедливости, что катание откладывается на потом. Какое потом, когда хочется сейчас, вот в эту вот секунду! Пока дойдёшь до этой вашей Бенгардии…
– А далеко ещё? – нетерпеливо спросил Умбра.
– По бенгардийским меркам довольно близко, – пробормотал Алатар.
– А по меркам того, кто не умеет ждать, не очень близко, – вставила Агния. – Я бы сказала: далеко-далеко!
– Ну Агния! – с плаксивым смешком отозвался Умбра. – Ты тоже не умеешь ждать!