Сашка побежал следом, стараясь догнать отца, а мать замыкала шествие, постоянно оглядываясь, словно ожидая удара в спину. Но ничего не произошло – неведомая сила затаилась (в то, что она исчезла совсем, верилось с большим трудом).

Самохинский двор был залит водой, а ворота, не предназначенные для громоздкой техники, просто сломаны; однако сам дом, на первый взгляд, казался невредимым – лишь разбиты окна в спальне. Но если присмотреться, то через них виднелись обугленные стены и сгоревшие куски штор. На пороге сидел Колька, закрыв лицо руками. Его плечи вздрагивали, а из горла доносился уже не плач, а, скорее, рычание.

– Коленька! – Сашкина мать бросилась к нему; присела рядом, гладя по голове, – что случилось, детка?

– Уйдите вы все!..

Женщина отдернула руку.

– Аленка!.. Сестричка!.. – заголосил Колька, убирая руки. Глаза его были красными и опухшими, а на белках ярко проступали алые русла лопнувших капилляров.

– Что с ней, милый?..

От этого слащавого голоса Колька снова закрылся ладонями и замолчал.

– Пошли отсюда! – скомандовал отец, – завтра узнаем.

Они двинулись обратно, а Сашка остался. Его никто не позвал, и он решил, что они обойдутся и без него.

– Что с ней? – Сашка присел рядом с другом.

– Угорела, – срывающимся голосом выдохнул Колька.

– Насмерть, что ли?

Колька молча кивнул и только потом снова открыл лицо.

– Но я ж не виноват! Сколько нас с тобой не было? Совсем чуть-чуть… а она спала…

– Может, и виноват, – сказал Сашка неуверенно, – помнишь, я тебе про «голос с небес» говорил? Так у нас весь дом разгромило. А мать бегала к бабке Моте, и та сказала, что кто-то нарушил покой мертвых.

– Врешь!.. – Колька уставился на него немигающим, но уже осмысленным взглядом.

Конец ознакомительного фрагмента.