III

Я тогда был ещё мал, чтобы разбираться в политической ситуации, но всеми фибрами души чувствовал надвигавшуюся беду. Отцу и матери приходилось все больше времени работать в колхозе, иначе могли не поставить трудодень, и мы с Христинкой, ей тогда было чуть больше годика, и она ещё не ходила, а только ползала по хате, были предоставлены сами себе. Ни бабки, ни деда у нас не было. Они померли ещё в двадцатых годах. Поэтому заботы, по домашнему хозяйству и скотине лежали на мне.

На днях молодая свиноматка опоросилась. Мать собиралась с утра помогать ей, потому что у свиньи был первый опорос. Но свинья, есть свинья, не дожидаясь помощи, опоросилась ночью. То ли сперепугу, то ли что, но половину поросят она сожрала. Отец хотел её сразу пустить на мясо, поскольку такие свиньи считались бешеными и могли пожрать потомство и от других свиней. Но мать упросила его не делать это. Кто же мог знать, что какая-то свинья может принести столько горя и страдания. Отсадили свинью в отдельный загон, а поросят подложили другой свиноматке. На этом и забыли, в хозяйстве всякое бывает.

Прошло не больше недели. Родители ушли на покос колхозных заливных лугов, а мы с сестрёнкой остались дома. Я с утра, как обычно, напоил скотинки и задал всем корма. Соседские ребятишки, дети дядьки Николы Забудько: Агашка, Митька и Савелий, позвали меня играть в «чижа». Есть такая деревенская игра. Инвентарь наипростейший: один «чиж», это небольшая чурочка длиной десять, диаметром три-четыре сантиметра и заострённая с обеих сторон. У каждого игрока была своя «ракетка», а проще говоря, небольшая досочка длиной до пятидесяти сантиметров и шириной пять, с одной стороны обструганная под рукоятку. «Чиж» лежит на земле, игрок ударяет по краю чурочки ракеткой так, чтобы чурка подлетела в воздух и в этот момент игрок должен изловчиться и ударить по чурке так, чтобы она как можно дальше улетела. У кого «чиж» дальше улетит, тот и выиграл. Простая игра, но увлекала с головой, и время летело незаметно. В общем, опомнился я, когда солнце было почти в зените, а мы были далеко за околицей.

Прибежав домой, первое, что я увидал – это была та свинья. Морда её была в бурых пятнах. Меня пробил озноб от предчувствия чего-то страшного и непоправимого. Я палкой загнал свинью обратно в хлев. Как она открыла, и выбежала наружу, было непонятно. Затем я бросился в хату и остолбенел. Весь пол был в кровавых пятнах, вокруг были лохмотья детской одежды. Христианки не было. От ужаса я онемел и бросился во двор. Я метался по двору в поисках моей сестренки, но её нигде не было. Я кричал и звал на помощь. Мимо проходила бабка Акменина, на мои вопли она вбежала во двор,

– Что случилось? – спросила она, тряся меня как грушу, видимо пытаясь таким образом привести в чувства.

– Свинья, Христина, – только и мог я пролепетать.

Сразу поняв, что произошло, она заполошно заголосила,

– А-ааа. Люди добрые помогите-е-е-е! -.

На её дикие вопли стали сбегаться сельчане. Бабки отвели меня к соседям, где пытались привести в чувства. Но все было тщетно, меня била крупная дрожь и я все повторял,

– Христинка, Христинка… -

Очнулся я на лавке в хате дядьки Николы. Рядом сидела его жена, моя крёстная Елена, она прикладывала к моему пылающему лбу мокрый рушник и все приговаривала,

– Тише, тише, спи, спи. -

Болел я почти полгода. От нервного потрясения у меня отнялись ноги и я онемел. Сельский врач ничего не мог сделать. Бабки читали молитвы и наговоры. Меня поили какими-то травами. Парили и растирали в бане. Все было тщетно. Эти полгода я провёл у крёсных в хате, крёсная Лена и Агашка присматривали за мной.