– Сара, – Мадаленна улыбнулась спутнице Майкла, чьи золотые волосы сверкали на солнце. – Можете сказать, чья это скамейка вон там внизу?

Сара, ничуть не смущаясь, наклонилась вниз, и ее кулон в виде капли начал беспокойно раскачиваться вдоль перил. Она не переживала насчет того, что о ней подумают остальные, и Мадаленна не знала, что ей делать – завидовать или осуждать.

– Это скамейка профессоров, – весело рассмеялась девушка. – Весь состав, которому я завалила экзамены.

– Правда? А кто этот мужчина, слева, в черном костюме?

Мадаленна указала на мистера Лойтона; ей почему-то хотелось подольше понаблюдать за безымянным человеком, который отчаянно не поворачивался к ней лицом, только курил, и серый дым от сигареты плавно оседал на рукава серого шерстяного костюма. Мадаленна навела бинокль на мистера Лойтона, и, заметив, что он увидел ее, спрятала его в сумку. Он махнул ей рукой, и она ему кивнула. Подобное не укрылось от внимания Сары, и та заинтересованно посмотрела на Мадаленну.

– Вы знакомы с великим и ужасным мистером Лойтоном?

– Он мой преподаватель Древней истории.

– Вот это да! И у меня тоже!

Девушки рассмеялись, и Мадаленна слегка облокотилась на перила. Она знала многих из круга мистера Лойтона, в том числе и профессора Разерфорда; он медленно повернулся в ее сторону и улыбнулся. Теперь, Мадаленна это знала, в ее сторону должны были повернуться все из этого состава – своим вниманием мистер Лойтон удостаивал лишь немногих, и она незаметно оправила воротник на платье – не дай Бог, чтобы тот помялся, и Бабушка бы потом сказала, что на фотографии она выглядела чучелом.

– С какой попытки вы ему сдали экзамен? – поинтересовалась Сара.

– С первой.

– Правда? А я с третьей. – она снова рассмеялась, и Мадаленна подумала, что учеба, вероятно, нисколько не волновала ее. – Тогда мистера Лойтона вы знаете, мистера Разерфорда, я полагаю, тоже… О, а вот эту женщину, миссис Керр, я терпеть не могу! Испортила мне общий балл только потому, что я не смогла проспрягать один глагол на французском. Отправила сразу на пересдачу.

Мадаленна присмотрелась к женщине в молочном костюме; та действительно выглядела достаточно язвительной и нетерпимой, и подобное выражение лица портило ее вполне симпатичный облик.

– Потом, этот мужчина в лиловом сюртуке – это мистер Дайвер, преподаватель немецкого у нас в Дарлингтоне, милый мужчина, но со странностями. – продолжала Сара, нисколько не теряясь от того, что остальной состав скамьи по инерции начинали смотреть на их ложу, и Мадаленна становилась неудобно; она не привыкла к подобному вниманию, и ей уже совсем не хотелось, чтобы незнакомец в сером смотрела в ее сторону. – Это мисс Дауфер, она слишком молода для латыни, и слишком молода для преподавания. Это мистер Дигори, строгий, но надо сказать, вполне справедливый. – Сара отвлеклась на растрепанный локон, и снова продолжила. – А это мисс Барбан, не обращайте внимания на ее взгляд, она всегда хотела быть рыжей, но природа распорядилась иначе и сделала ее шатенкой, а от того она терпеть не может всех рыжих; представляете, как трудно нам сдавать ей фонетику?

Это была уже такая смешная чепуха, что Мадаленна не удержалась и рассмеялась; теперь ее голос прозвучал над скамейками, и в ее сторону невольно оглянулись некоторые костюмы-тройки и широкополые шляпы. Однако Мадаленна вздохнула с облегчением; смех будто сорвал с нее тяжелые оковы, и все окрасилось из черного в спокойный бежевый.

– О, а этот последний, – она и не заметила, как Сара дошла до незнакомца в сером. – Он просто замечательный, скажу я вам! Да, пожалуй, самый лучший преподаватель, которого когда я либо встречала; мистер Гилберт, профессор искусствоведения. Добрый, умный и не носит эти отвратительные бабочки! Только вот его переводят от нас, а куда забыла… Впрочем, сейчас многих куда-то переводят…