– Ну, вы… ты, Павел Андреевич, ма-астер, – протянул восхищенно Нелидов. – Разложил этого Христенека прямо на…
– Атомы, – подсказала ротмистру Турчанинова.
«Шибко умная, что ли»? – едва не сорвалась с языка Татищева расхожая в простонародье фраза. Он даже кашлянул, чтобы, не дай бог, не произнести ее вслух. Ведь умная и образованная женщина, помимо всех плюсов, имеет один значительный минус: рядом с ней надобно быть тоже умным и образованным.
Однажды он уже был знаком с умной дамой – Катерина Дмитриевна ее звали, – и хоть соответствовал ей вполне, но намучился с нею по самую маковку. Возможно, образованность и прочие духовные достоинства Катерины Дмитриевны являлись злом наименьшим по сравнению с настоящей бедой, произошедшей с Павлом Андреевичем. Татищев влюбился. И ведь знал: нельзя даже на миг дать почувствовать женщине, что не можешь без нее жить, ибо как только исчезнут у нее в этом сомнения – начнутся муки. Так всегда: чем больше любит один человек другого, тем второму меньше этой любви хочется, ведь первый никуда не денется и сделает все, чего ни пожелает второй. Если нет препятствий – тает страсть и исчезают искания души. У того, кто любит больше, и страсти, и исканий в избытке, но тепла получает он все меньше и меньше. И приходит боль, и начинаются муки.
Татищев страдал, метался, пытался вылечиться, но Катерина Дмитриевна время от времени вновь была с ним ласкова, покорна и уступчива, давая ему ненадолго торжествовать победу. Потом начиналось все сначала: она отдалялась и Павел Андреевич заглатывал сей любовный крючок все глубже, а боль и муки делались все нестерпимей.
Когда власть ее над ним стала безграничной, Татищев дошел до края и начал бороться. Он вытравливал из себя любовь с мясом, кровью и слезами. Долго и мучительно.
И вытравил.
С тех пор Татищев был с женщинами не особенно приветлив.
– Вот видите, сударыня, ваша помощь совершенно не понадобилась, – съязвил Павел Андреевич.
– Понадобится в следующий раз, – самоуверенно парировала она.
– А вы полагаете, он будет, следующий раз?
– Нам необходимо нанести визит господину адмиралу де Ривасу, не так ли?
– Нам? – снова искренне удивился Павел Андреевич. – Мне. Одному, – добавил он, заметив, что Нелидов собрался что-то возразить. – К тому же я должен подготовиться к этому визиту.
– Вы хотите узнать больше про адмирала, – догадалась Турчанинова.
Татищев взглянул на нее и ничего не ответил. Не хотел объясняться с этой дамочкой, говорить, что намерен посетить архив Тайной экспедиции. Но как она точно все схватывает! Прямо на лету.
– Может, все-таки я пойду с тобой? – спросил Нелидов. – Этот адмирал фигура непростая, как я слышал.
– Право же, господин подполковник, – попыталась встрять Турчанинова. – Ну, что вы какой… упертый!
Павел Андреевич бросил на нее испепеляющий взгляд и нахмурился: ведь он сказал же, что пойдет один! Значит, так оно и будет. Поэтому уже с явным раздражением Татищев как отрезал:
– Все. Прения и дискуссии по этому вопросу отменяются.
Глава седьмая
Как чрезвычайно далеки от жизни некоторые романисты и романистки. – Пиратские отпрыски, или характер и поступки людей зачастую определяются местом их рождения. – На что смотрели пустые глазницы контрабандиста Сильвио Касторе. – Лейтенант русского флота Иосиф Михайлович де Ривас. – Архивные изыскания подполковника Татищева, или подноготная адмирала де Риваса.
Иногда жизнь выкидывает такие коленца, что куда там до них разным Августам Лафонтенам, Сэмюэлям Ричардсонам, Мариям Коттен и Жанам Батистам Луве де Кувре с их семейными и чувствительными романами о Клариссах, Матильдах, Ловеласах и Фобласах! Настоящие, невыдуманные истории, кои время от времени преподносит нам жизнь, куда романтичнее, неожиданнее и хлеще писательских измышлений и фантазмов.