Он в ответ лишь прикрыл глаза.
– Спаси вас Бог, добрая барыня, спаси вас Бог, – кинулся к Анне с поклоном дежуривший у дверей Ферапонт. – Каженный день теперь за вас буду Богу молиться, каженный день…
– За барина своего молитесь, – ответила старому камердинеру Турчанинова и долгим взглядом посмотрела на Андрея. – Где мы сможем поговорить?
– В гостиной, в моем кабинете, где пожелаете, – с готовностью произнес тот.
– И за барина буду молиться, и за вас, – продолжал бормотать Ферапонт, кланяясь.
– Пройдемте к вам, – кивнув камердинеру, сказала Анна.
Когда вошли в кабинет, Анна, отмахнувшись от предложения Андрея «располагаться», не стала присаживаться и сразу сказала:
– Положение вашего отца очень и очень скверное. Может статься, его лечение займет весьма длительное время, и еще не факт, что мне удастся поставить его на ноги.
– Но ведь вам удалось сделать так, что он стал двигаться и говорить! – с надеждой воскликнул Андрей.
– Это было несложно, потому что я обладаю определенными и весьма действенными практиками и у меня есть свой метод, – туманно ответила Турчанинова. – К тому же это было не лечение, а простой осмотр. А лечение вашего батюшки сможет иметь положительные результаты лишь в том случае, если будет устранена причина его заболевания.
После недолгой паузы она добавила:
– Вы говорили, что карточный долг есть долг чести?
– Именно так.
– Теперь у вас другой долг чести. Вы должны вернуть книгу. Только тогда причина болезни вашего батюшки будет устранена. Тогда проще будет справиться с ее последствиями. Вы поняли меня? – спросила она почти так же требовательно, как до того спросил Нелидова его отец.
– Понял, – ответил Андрей.
– Хорошо, – смягчилась Анна Александровна. – Я приду завтра. В это же время. Не провожайте меня, я помню, где выход.
Глава четвертая
О том, как у христенековского лакея собственный зуб оказался в собственной же ладошке, и о том, что не следует бить полициантов, когда они честно исправляют свои обязанности. – Домашний арест – наказание не из тяжелых, но все же наказание. – Секретное поручение лакею Семке. – Как свезло горничной Лизке, или любиться три раза кряду может не всякий. – Новый визит лекарки.
– Никого пускать не велено, – как показалось Андрею, с усмешечкой произнес лакей. – Иван Моисеевич ноне никого не принимают и велели сказать, что…
На сей раз лакей отлетел после удара Нелидова сажени на три.
– Где хозяин? – грозно спросил он.
Лакей молчал.
– Ну?! – Андрей сделал шаг в его сторону.
– Оне в столовой, – отползая назад, нечисто произнес лакей разбитым ртом и сплюнул в ладонь выбитый зуб.
– Смотри у меня, – буркнул ему Нелидов и пошел по коридору.
Иван Моисеевич трапезничали в одиночестве. Закуска и первое блюдо были уже откушаны, и антиквариус с умилением посматривал на фаршированную щуку под луковым соусом, когда двери в столовую распахнулись, и вошел ротмистр Нелидов.
– Вей! – прошептал Христенек и быстро сморгнул.
– Где книга? – рявкнул Андрей.
Христенек сморгнул еще раз.
– Я тебя спрашиваю: где книга?
Антиквариус сложил руки на животе и закатил глаза.
– И где двадцать тысяч?
– Какие двадцать тысяч? – быстро спросил Христенек и посмотрел на Нелидова.
– Те, что ты мне должен.
– Вы заблуждаетесь, сударь, я вам ничего не должен, – безапелляционно заявил Иван Моисеевич.
– Как это «не должен»?! – задохнулся Нелидов.
– А вот так. Вы, господин ротмистр, выпивши были, вот ничего и не помните. А я не пью-с.
– Ах ты, шельма. Мерзопакостник. Гад ползучий. Да я тебя сей же час придушу!
– И пойдете прямиком на каторгу.
– Из-за тебя-то?
– Из-за меня!