Я взял в одном из банков Кремниевой долины 15 миллионов долларов, использовав в качестве залога свои акции компании медицинских технологий. Я несколько месяцев не говорил со своим банкиром, но когда однажды утром мобильный зазвонил в миллионный раз, понял, что неизбежного не избежать.

– Алло?

– Джим, – сказал он голосом, изображающим веселость банкира. – Как дела?

Он знал ответ. Он следил за кризисом доткомов и прекрасно понимал, что мой залог не стоил практически ничего. Он сообщил мне то, что я и так знал:

– Джим, если у тебя нет других активов, о которых я не знаю, ты разорен и в долгах, – сказал банкир и после паузы добавил: – Что будем делать?

– Продавать все, – резко ответил я.

– Похоже, у тебя нет выбора, – сказал он. – Давай поговорим через несколько недель, когда будет лучше понятно, как идут дела.

Вскоре после этого я был вынужден продать виллу во Флоренции и все автомобили, кроме самого нового, отменить покупку «своего» острова в Новой Зеландии, и выставить на продажу особняк с видом на залив Сан-Франциско. В то время в доме никто не проживал. Мы разошлись с женой, дочь училась в колледже, а я жил в Кремниевой долине и был исполнительным директором компании медицинских технологий, основанной моим другом. Я неохотно направился к пустому дому, чтобы подготовить его к продаже, и столкнулся с неприятными доказательствами того, что моя мечта рухнула. Подъезжая, я увидел сад, за которым моя жена ухаживала с огромным энтузиазмом и заботой. То, что когда-то росло, завяло и умерло. Желтые азалии и поникшие камелии выдавали отсутствие внимания обещавшего заезжать садовника. Дом выглядел заброшенным.

Наибольшую боль причиняли мне люди, которых не было в доме. В комнатах были гвозди или крючки для фотографий, но без таковых. Уходя, жена забрала все семейные фото, а с ними и напоминания о том, что в этом доме жила семья. В центральной гостиной над камином были прямоугольный след и крючок, на котором раньше висела картина в рамке. Там была гравюра с изображением луковиц ирисов, изготовленная баварским мастером Басилиусом Беслером. Однажды мы обнаружили ее в неприметном антикварном магазине гравюр во Флоренции, когда охотились за подобными вещами.

Это были прекрасные времена. В том же магазине мы купили несколько старых карт XVI и XVII веков. Тогда я чувствовал себя счастливым и делал такой жену. Я вспомнил, как мы летели первым классом и остановились в пятизвездочном отеле, как жена повернулась ко мне и сказала: «Спасибо!»

Как сильно отличались эти далекие воспоминания от тишины, полной обиды. Это чувство воцарилось между нами, пока мы все больше отдалялись друг от друга. Я вздрогнул при воспоминании о болезненном отсутствии близости между нами в конце и о том, как брал дополнительные операции и использовал долгий рабочий день как предлог, чтобы не пытаться восстановить потерянную между нами связь. Однажды жена сказала: «Я тебя больше не знаю».

Я оказался у комнаты дочери с ее кроватью и другой мебелью и подумал о ребенке и обо всем, что связано с этим домом. Вспомнилось, как дочь, уходя, сказала: «Я не буду скучать по этому месту». Сначала я не понял, что она имела в виду, но позднее до меня дошло, что ее чувства были результатом реальности моих отношений с ее матерью. Каким-то образом я начал жить вдали от собственной жизни. Даже в разгар семейного благополучия мои мысли были в другом месте: они либо возвращались к болезненным или идеализированным воспоминаниям о прошлом, либо устремлялись к будущему, к следующей финансовой вехе, очередной операции и блестящему моменту достижения запланированного успеха. В процессе я забывал наслаждаться тем, что имею, и поддерживать связь с людьми, с которыми хотел построить будущее.