Пан Валерий скорчил обиженную гримасу:

– Истинные шляхтичи всегда отдают долги! – торжественно провозгласил он и уже более прозаически добавил: – Хотя и не всегда вовремя! Ах, пани экономка нас вовсе не любит, сие так трагично! Но вы-то… Вы-то, очаровательная графиня, нас… любите? – он поглядел на Татьяну бархатным взглядом. Бережно, как готовую улететь птицу, взял ее ладонь в свои и поднес к губам, щекоча теплым дыханием.

– Я не стала бы в своих восторгах заходить столь далеко, – пробормотала графиня, вновь краснея. И впрямь наглец – папа́ такого б и на порог не пустил, – но в обаянии ему не откажешь.

– Ай, панночка, забери руку скорей, а то гляди, откусит! – звонко и беззастенчиво выпалил знакомый голос, и Татьяна похолодела от недоброго предчувствия.

– Это еще кто такие? – гневно выдохнула пани экономка.

Татьяна поглядела и ощутила одновременно и облегчение – приехали! – и нерассуждающую злость. Мало, что сие цыганское отродье осмеливается вмешиваться в панские разговоры, так он еще и не надел ливрею, которую она с таким риском стащила для него из людской! Как уперся – он вольный ром, а не панский холоп, – так и не надел! И теперь в своем пестром цыганском одеянии вел под уздцы вороного панны Ирины! Да их же немедленно разоблачат: где это видано, чтобы грумом у панночки служил цыган! А сама черноволосая тоже хороша! Татьяна так уж озаботилась, чтоб та выглядела пристойно: Ирина оказалась девицей воспитания панского, да еще и донельзя балованною! Навроде Татьяниной петербургской подружки княжны Томочки Вронской, каковая без прислуги даже пуговиц на башмаках не застегнет! Панна Ирина лишь вертела беспомощно корсет в руках да на Татьяну вопросительно поглядывала. Пришлось графине самой и кринолин ей прилаживать, и черные волосы укладывать, выпустив над ушами два прелестных локона. И все эти усилия пущены прахом! Как панна Ирина додумалась усесться на коня не в благопристойном дамском седле, спустив ноги на один бок, а в мужском, неприлично болтая башмачками с бантами по обеим бокам вороного жеребца? В бальном-то платье! А в седле-то сидит, прости господи, как собака на заборе! Ее привезенная из неведомых миров модная шляпка сбилась на затылок, держится лишь на завязанных под подбородком лентах, кринолин встал безобразным коробом – ужас и неприличие, мама́ никогда бы не одобрила…

А Татьянина мама́, которую панна Ирина будто бы знает, которая будто бы ждет Татьяну в странном мире панны Хортицы, – что сказала бы она? Ах, нет, она давала себе слово даже не думать о сих фантастических измышлениях!

Тем временем черноволосая панна, похоже, не слишком смущенная устремленными на нее со всех сторон взорами, неуклюже цепляясь коленом за седло, перетащила ногу через круп вороного и кое-как съехала с коня на землю. Наскоро оправила сбившееся платье и, не дожидаясь своего цыганенка, бойко заторопилась к Татьяне. Графиня чуть не застонала вслух. Ведь обещала же панна Ирина, что будет соблюдать приличия, а вот, извольте! Молодая дама, явившаяся на бал одна – без родителей, или компаньонки, или хотя бы прислуги, – это же скандал! Нет, они все пропали! Прямо сейчас!

Оксана Тарасовна с гневным изумлением взирала на приближающуюся барышню в сбившейся шляпке. Одна из воспитанниц, одержимая желанием услужить своей благодетельнице, выскочила у пани экономки из-за плеча и кинулась нежданной гостье наперерез:

– Ты чья такая? Тебе кто разрешил сюда явиться?

Панна Ирина остановилась и уставилась на нахальную воспитанницу с такой недоброй задумчивостью, что та вдруг попятилась, испуганно пискнула и юркнула за спину своей хозяйке.