– А как же игра? – опечалился Серафим.

– Все в порядке. – Я напрягла память и сообщила: – Я перешла на новый уровень. Он загрузится через три часа. Будут новые условия игры. Но графика останется предельно четкой.

– А! – по просветлению на лице блондинчика, разумеется, если просветление возможно в багровом свете луны, я поняла, что не ошиблась в подборе слов.

Чтобы не сбивать его с благостной волны общения, я сразу внесла новое предложение.

– За это время мы должны попасть на крышу отеля «Готенден»!

Лицо блондинчика перекосилось. Помню, однажды, разгуливая с мешком добычи по чужому дому, я никак не могла найти выход, пришлось просить помощи у встреченного мной слуги. Он в самом благостном расположении духа пил хозяйское вино, когда неожиданно мой нож появился у его горла и я вежливо попросила проводить меня до выхода. Так вот, выражение лица блондинчика было точь-в-точь таким же, как и в тот момент у слуги.

– Но…

– Ты возражаешь мне? – кстати, примерно этот же вопрос я задала тогда и слуге.

– Нет-нет, не возражаю, – и этот ответ один в один совпал с ответом слуги. У меня просто дежавю какое-то случилось, необходимо было срочно что-то менять в разговоре.

– Ты обещал доказать свою любовь любыми способами, – напомнила я. – Путешествие на крышу отеля – отличный способ.

– И докажу, – согласился Серафим. – Но у этого отеля дурная слава. Там…

– Вот и не возражай! – мне не было дела до дурной славы какого-то там отеля, мне нужно было попасть в другой мир, нужно было спастись. К тому же у меня самой слава была не особо-то хорошей.

– Это заброшенный отель, – пробормотал Серафим. – Там живут призраки. Это проклятое место.

Несколько минут мне понадобилось на осмысление ситуации. Если отель заброшенный, то почему там все-таки живут, и если живут призраки, то почему место считается проклятым. Самостоятельно я так ничего и не придумала, пришлось обратиться за помощью к Серафиму. Он согласился отвечать лишь за столиком таверны, только он ее, вроде, как-то иначе назвал. Признаю, идея покушать была отличной, а то я только яблочками со своего блюдца и питалась.

Мы сели в его тачку, и через несколько минут оказались перед домом, вокруг которого сияли разноцветные огни. Настолько яркие, что перебивали даже багровый свет луны.

Расторопный трактирщик проводил нас за столик, который назвал самым лучшим и в этом заведении и во всем городе.

– Много лет назад в отеле произошло страшное убийство, – заказав ужин, начал Серафим, но я сразу же перебила блондинчика столкнувшись с непреодолимой проблемой в освоении лексики данного мира. Хотя раньше мне казалось, что я довольно легко ориентируюсь здесь.

– Какое убийство у вас считается страшным, а какое – не страшным?

– Любое убийство отвратительно, – опешил он.

– Угу. – Я кивнула, хотя некоторые вещи все еще оставались непонятными. – Все убийства отвратительны, но некоторые из них еще и страшные, а другие, следовательно, не страшные?

В течение мучительно долгих мгновений на лице Серафима отражалась борьба разума с фразеологизмами этого мира. Постепенно разум начал брать верх.

– Я думаю, что если убивают с особой жестокостью или если убито несколько человек, то такое убийство следует считать страшным, – наконец выдал ответ Серафим, но меня это запутало еще больше. В нашем мире убийство было убийством, воровство – воровством, а ужас – ужасом. Тут все подразделялось на какие-то непонятные категории.

– Какая жестокость у вас считается особой, а какая – обычной? Сколько именно должно быть убито человек?

Разум Серафима вновь погряз в трясине задумчивости, на сей раз фразеологизмы, вбитые ему с детства, никак не хотели поддаваться расшифровке. Через несколько минут, за которые я успела слопать несколько пирожных, Серафим вышел из задумчивости и улыбнулся своей фирменной улыбкой. Наверное, яркое освещение способствовало нашему общению, сейчас я не видела красный свет, льющийся с небес, и прибить Серафима мне больше не хотелось.