– Хм… Все это, конечно, замечательно. И говорите вы, Катарина, складно, – потерев гладко выбритый подбородок, хмыкнул оборотень. – Но как подтвердить ваши слова?
– Никак. – Понимая, что меня сейчас вежливо попросят пойти вон, я понуро опустила голову и уставилась в пол.
– Есть один способ…
Резко вскинулась и с надеждой уставилась на Камински:
– Какой?
– Я могу считать вашу память, а заодно и проверить рассказ на ложь. Но предупреждаю сразу, – серьезно проговорил он, – процедура неприятная, местами болезненная, к тому же откроет мне все ваши тайны. Согласитесь ли?
Я на все была готова. На все-все-все, лишь бы меня оставили здесь жить и учиться. Поспешно кивнув, подошла к его креслу и, зажмурившись, уверенно сказала:
– Приступайте.
– Может, хотя бы присядете, смелая вы моя? – с мягкой иронией предложил ректор.
И я, приоткрыв один глаз, обнаружила рядом с собой удобный стул с мягким сиденьем. Благодарно кивнув, опустилась на него и, сложив на коленях руки, снова зажмурилась. Висков коснулись прохладные пальцы, голова закружилась, и перед моим внутренним взором начали стремительно проплывать картины недавнего прошлого.
Больно не было. Неприятно – да, особенно когда память воскресила историю с выпавшим из окна оборотнем, в которой я чувствовала себя виноватой. Но самый сильный дискомфорт испытывала, когда в череду недавних воспоминаний вклинивались наиболее яркие фрагменты из моего детства. Нападение собак, разборки родителей с ведьмой, спасшей меня от них, вечер накануне побега из дома… А еще ночное небо с далекой серебристой луной, навес над нашим крыльцом и странно большой и молодой отец, склонившийся над подозрительно крошечной мной.
– Хм, хм… – услышала я словно через толщу воды. – Любопытно, Катарина. Очень любопытно, – задумчиво произнес голос ректора, казавшийся сейчас каким-то далеким и нереальным, будто звучал во сне.
И снова, сменяя одно другим, понеслись воспоминания. Когда они начали путаться, сливаться и превращаться в нечто неправдоподобное, господин Камински резко отдернул руки от моей головы, и… все прекратилось. Несколько долгих минут я сидела, привалившись к спинке стула, и тяжело дышала, не в силах поднять отяжелевшие веки. Потом дыхание постепенно выровнялось, сердце перестало рваться из груди, а усталость, накатившая во время магического сеанса, отступила. Когда я открыла глаза, ректор уже сидел за столом и подписывал какую-то бумагу.
– Пришла в себя, ведьмочка? – улыбнулся мне оборотень, внимательно взглянув из-под черных бровей. Я кивнула. – Тогда подойди, – потребовал он, и я, встав, направилась к разделявшему нас столу. – Есть для тебя две хорошие новости и одна плохая. С какой начать?
Я нервно облизала губы, теребя пальцами кружевной манжет узкого рукава. Что плохого он может мне сказать? А что хорошего? Выбрать оказалось так сложно, что я только и смогла, что пожать плечами, предоставляя оборотню возможность решать самому. Он понял меня без слов и, снова улыбнувшись, сказал:
– Во-первых, поздравляю! Вы приняты в АРиС, госпожа Ирмин. – Я чуть в ладоши не захлопала от радости, но в самый последний момент сдержалась. Сердце снова забилось сильнее, но на этот раз от счастья. – Это первая хорошая новость, – прекрасно видя мою реакцию, хитро усмехнулся Камински. – Теперь для контраста плохая, – став серьезным, проговорил он. – Ваша мать отправила вас к нам вовсе не из-за ошибки с приворотным зельем. Да и ошибка эта уже была в рецепте. Вы же все приготовили правильно. Мужайтесь, милочка. От вас просто хотели избавиться и, создав подходящую ситуацию, так и поступили.