Мне адвоката, разумеется, не полагается. И прошение представлять собственные интересы в суде у меня не приняли. Полицейские просто отказались подшивать его к делу. Кажется, это месть за того мерзавца-охранника. Слухи расходятся быстро, другие полицаи уже в крусе, что из-за меня “бедного мальчика” временно отстранили от должности с перспективой потери работы. 

Я надеялась, что лорд-Физрук поможет разобраться с этой проблемой, но он больше не приходит. 

Обиделся.

Стискиваю сжатую в руках папку и отгоняю дурные предчувствия. У меня все получится! Я смогу!

А даже если нет, в “фею” не вернусь, пусть хоть казнят. 

- Слушается дело “Вольный город Арс против Даяны Кови”. 

Встаю на подгибающихся ногах и иду к скамье подсудимого. Напротив, рядом с обвинителем маячит рожа Бурджаса. Любитель “веселых феечек” скалится, в его глазах обещание всех мук ада.

Обвинитель встает и открывает рот, чтобы обрадовать общественность списком моих преступлений, но я успеваю первой. 

- Ваша честь, почтенный суд. Согласно подпункту номер шесть, закона “О защите” выдвигаю прошение выступать собственным адвокатом. 

Встаю и с поклоном протягиваю бумагу секретарю. Тот кривится и смотрит на нее, как на дохлую крысу, не торопясь брать в руки. 

- Протестую! - взвивается обвинитель. - В отсутствии лицензии… 

- “...ответчик имеет право защищать себя самостоятельно”, - цитирую я по памяти, потрясая “уложением”. - Вам зачитать полный текст? Стыдно не знать законов, это же ваша работа. 

Обвинитель багровеет от возмущения. Отлично, теперь у него еще и личная причина выбить для меня максимально жесткий приговор. 

Я просто само обаяние, не так ли?

Но судья опускает деревянный молоток на стол.

- Принимается. 

Секретарь нехотя берет прошение. Теперь у меня тоже есть право протестовать. Обрывать обвинение при слишком явных инсинуациях, подавать прошения и апелляции. И я им воспользуюсь, можете не сомневаться! 

Вот прямо сейчас и воспользуюсь.

- Протестую! Личность обвиняемой не имеет отношения к делу, - прерываю я обличительную речь о моих гнусных моральных качествах. - А работницы веселых домов тоже платят налоги и не должны подвергаться преследованию из-за своей деятельности. 

У обвинителя отвисает челюсть. По залу пробегают смешки, которые перерастают в хохот. Ну да, я и не ждала, что концепция равных прав для “ночных феечек” встретит тут понимание. Проституция в Эндалии легализована и пользуется немалым спросом, но презирается всеми, от преступников и нищих до знати. 

Судья издает смешок.

- Отклоняется. Продолжайте. 

Приходится слушать какая я плохая-нехорошая. По национальности обвинитель тоже проходится. И по пристрастию к хашиме. 

Краткий смысл речи сводится к: “Понаехали тут всякие. Работать не хотят, только ноги раздвигать. Сбивают наших мужчин с пути истинного, грабят-воруют, принимают наркотики и никакой управы на них нет. Где же наши духовные скрепы, когда же мы дадим отпор этой жадной саранче?”

Толпа встречает речь одобрительным гулом, а в конце разражается восторженными аплодисментами. Журналисты в первом ряду оживленно строчат. На запах скандала подтягиваются новые слушатели, в зале уже битком. 

Даже если выберусь из передряги, мне не жить в этом городе.

Судья зевает. Его все достало, а впереди еще дело поджигателя. 

- Быстрее, - поторапливает он обвинителя. - К делу. 

Тот переходит к делу. Нападение. Причинение тяжких телесных уважаемому члену магистрата. Похищение денег в особо крупном размере. 

При озвучивании похищенной суммы зал возмущенно гудит, а у меня в животе скручивается ледяной комок. Даже если перевести монетки из связки в либры и приплюсовать к купюрам из портмоне получится как минимум вдвое меньше.