А еще Катманду – это бурые жирные клубы дизельных выхлопов. И толпы профессиональных освободителей Тибета (в Тибете не бывавших никогда), торгующих наркотиками по-крупному, и вьющиеся рядом с ними их европейские и американские ученики в разной степени укуренности.

И великие снежные горы над головой.

Там Маргарет поняла, что если не торговать наркотиками, то прожить в Азии можно очень долго. Но надо все время двигаться. Потому что в тот же Таиланд можно въехать без визы, но не навечно, а на месяц. А дальше надо так же без визы перебраться в соседнюю Малайзию. Побродить по ее дорогам до конца отведенного срока – и вернуться в Таиланд. Визы иногда можно продлить. И так далее.

Ну а разбираться в людях, которые могут стать источником существования, – этому каждый учится по-своему.

– А откуда я родом… – мрачно сказала Маргарита. – Отгадайте загадку… Нет, не про датскую булочку… Какое самое холодное место на Земле?

– Неужели Якутск?

– Не-ет, Якутск – это все-таки город. А есть еще российский полюс холода. Название такое, что только у доктора и скажешь. За Байкалом. Это вам никак не Дания. И даже не Якутск. Железнодорожная станция. Огромные сосны. Бараки из толстых таких бревен. И всё. Ну?

– А, есть такое место – Сковородино. И еще Могоча.

– Ага, вот она самая. Это моя родина.

– Но английский!

– Да я же вам тогда все сказала.

– Про вашу бабушку и королеву Елизавету?

– Х-ха. Ну Сибирь – это не как в России, у нас всегда было много всяких интересных людей, из ссыльных. Одна такая, Инга Федоровна, подарила мне кассетный магнитофон… я тогда совсем мелкая была, классе в пятом… она была нашей англичанкой, да, именно в Могоче, муж сидел рядом в зоне за политику. Подарила целый, почти новый кассетник и кассету при нем. Собрание тронных речей Елизаветы. И я их слушала, слушала, иногда, говорят, даже под них засыпала. Вот и все. Так начинался мой английский.

Маргарита подняла руку, подзывая официанта.

– А, ну я же забыла главное сказать. Почему мне эта кассета так нравилась: у меня в Могоче раньше бабушка была, очень добрая. Потом умерла, и даже снимков хороших не осталось. А на кассете было фото, этой самой Елизаветы. Ну один к одному как моя бабушка. И голос чем-то похожий. Вот так как-то.

– Ты не понял, – сказал Евгений. – Это не кличка. Это фамилия у него такая – Странник.

Из его маленького кожаного бумажника явился на свет квадратик телесного цвета. На нем значилось: «Василий Михайлович Странник», к чему прилагались электронная почта, местный мобильный телефон… и все.

– Не уверен, что то же самое можно вычитать у него в паспорте, – заметил Евгений. – Но кто здесь спрашивает у человека паспорт, кроме таиландского иммиграционного ведомства? Ну еще есть авиалинии и отели, но Вася путешествует чрезвычайно редко. Я бы вообще сказал, что он по большей части находится в неподвижности. И его новая фамилия, этот самый Странник, означает странствия иного рода.

Мы оба посмотрели на дальний угол стола, на возвышавшуюся там мощную фигуру человека с круглой головой, на которой угадывалась серебристая щетина. Еще можно было рассмотреть непроницаемые очки, толстый нос и очень крепкий подбородок. Ниже было тело немалого веса под свободной белой рубашкой без воротника. Вася Странник задумчиво жевал сочный листок салата – что делало его похожим на черепаху, кивал кому-то терпеливо, но явно не слушал и смотрел в пространство.

Пространство на окраине Паттаи состояло из старых манговых деревьев (очень мало плодов, зато множество длинных, темно-зеленых листьев высоко над головой), толстых провисающих черных проводов и трансформаторных изоляторов, а пониже – мотоколясок и их черноголовых водителей, съезжавшихся к торговцам едой у кромки тротуара.