Что? Я замер на месте, а Зайни заливисто засмеялся, похлопывая меня по руке.

Малайцы умеют смеяться потрясающе. Хотя самый незабываемый смех у их ближайших родственников – жителей Брунея: по поводу и без повода, счастливый до самозабвенья.

– Ну мы за ней очень, очень внимательно следим, конечно, – сказал, отсмеявшись, полковник. – На всякий случай. Слишком с серьезными людьми общается – вот с вами, например. Но – пока никаких претензий. Она уж точно совершеннолетняя. Ее клиенты тоже. Никогда ничего не украла. Так что с нашей стороны – все почти чисто. А как она говорит по-английски – у нас англичане так не могут. И ведь никакая не англичанка, а ваша соотечественница.

Зайни снова залился смехом, а я просидел за своим столиком еще минуты три без движения.

Но потом все-таки встал и двинулся к ней.

– Я не прошу сегодня денег на еду, – приветствовала она меня на том же потрясающем, отчетливом, идеальном английском. – Конференция закончена?

– Полковник говорит, что здесь вас называют графиней, леди, – сказал я ей на русском. – А как вас зовут на самом деле, ваше сиятельство?

– Ой, ну Маргаритой же, – отозвалась она на том же языке, после крошечной паузы – и передо мной вдруг оказался абсолютно другой человек.

Я стоял и скорбно молчал.

– Раскрыл меня, значит, поросенок малайский. А вот графиня – ну приехали. Даже не знала. Ну уж сядьте, что ли…

Она помолчала и добавила, загадочно глядя на меня непроницаемыми черными очками:

– Никогда не подхожу к нашим. Правило такое. К вам подошла. И не ошиблась. Потому что прочие наши вот сейчас, с ходу, назвали бы меня на «ты». И «леди» не сказали бы никогда. Национальная особенность.

– И кто вы, откуда, с таким английским? – тупо спросил я.

– Вот так взять и все сказать?

Пауза.

– А почему и нет. Преподаватель. Университета. Была, еще три года назад. А сейчас – здесь. Здесь – это вообще. Месяц назад была еще в Бирме. До того – в Индии. И вот так, кругами… А тут мне нравится. Ничего городок, этот ваш Куала-Лумпур.

– Преподаватель чего – английского?

– Хинди вообще-то.

История Маргариты была, как и сотни таких историй, обычной и поразительной одновременно. Университет, конечно, был отнюдь не московский, а далеко за Байкалом. Она его окончила и там же осталась – отличная карьера, по тамошним понятиям. И пришел момент, когда ректору очень надо было, по очевидным причинам, повысить какую-то преподавательницу, лет этак двадцати двух. А для этого потребовалась целая реорганизация, в результате которой возник вопрос: а зачем нам вообще тут хинди?

Список выпускников, которым этот самый хинди оказался более чем кстати, в таких ситуациях никого не трогает, закон замены опытных и компетентных на бездарных и просто никаких работает неумолимо от Калининграда до Владивостока. Маргарита, правда, получила предложение: сохранить место, то ли хинди, то ли английский, встречаясь иногда – не с ректором, а с проректором, чтобы никому не было обидно.

– Ну тут я представила себе его квартиру с видом на сопки, – сказала Маргарита, глядя на бассейн. – Поняла, что это не тот вид, который мне хочется наблюдать постоянно. И подумала: а не пора ли повысить квалификацию? В Индии ведь до того была всего однажды. И поехала, думала – на недельку-месяц.

Поехала она не в Индию. Путь Маргариты начался с Катманду.

А это особое место. Святые ступы под острыми шпилями, молельные колеса – но и толпа вот таких, в выцветших сари и пенджаби, европейцев. Бешеный Тамель, улица-рынок. Отели, или притоны, где, кажется, скоро будут ставить под стекло мумии великих хиппи, застревавших там надолго. О, Катманду она знала хорошо: «Фрик-стрит? Да кто же там сегодня живет, это ж музей какой-то. Может быть, еще и поселиться в Никсон-гестхаус, для полной картины?»