– Я не уйду, – насупилась целительница. – Я должна нести слово Фериссии! Я могу… Я буду сражаться!
– Нет! – закричал я так громко, что сам чуть не оглох от своего возгласа, а какая-то ворона, сорвавшись с дерева за тёмным окном, полетела прочь, обиженно каркая. – Нет, Димеона, этого делать нельзя, ни в коем случае нельзя…
– Но разве… Разве ты мне не поможешь? – неуверенно спросила девочка.
– Послушай меня, Димеона, – я прикрыл окно и теперь старался говорить тихо. – Помнишь плохих людей, от которых мы убежали? Их было мало, но они были сильнее меня. Здесь людей очень много – намного больше, чем там, у нас с тобой не хватит пальцев на руках сосчитать, сколько их. Если они все разозлятся на нас – а они разозлятся, если ты будешь с ними сражаться, – мы с тобой не продержимся и пары минут. Нас или убьют, или отправят в тюрьму. Поэтому я говорю тебе, Димеона: ни в коем случае нельзя с ними сражаться, иначе ты дашь им повод отправить тебя куда им заблагорассудится, понимаешь?…
Я взглянул в лицо нимфы – и осёкся: на глазах девочки стояли слёзы.
– Но моя Миссия… Слово Фериссии… Даффи… Что же мне тогда делать?! – чуть не плача, спросила она.
Я обнял её, как ребёнка.
– Ну-ну-ну, Димеона, – сказал я, гладя её по спине. – Что ж ты плачешь? Пока нас ещё ведь не выгнали, а если прогонят из этого города, мы просто уйдём в другой, понимаешь?
– Правда? – с дрожью в голосе спросила она.
«Где нам придётся начинать всё с начала», – добавил я про себя.
– Правда, девочка, правда. Ты поела? Ну, вот и всё, вот и не плачь, ложись спать под одеялком, а я на полу лягу, – приговаривал я, запирая дверь и укладывая девушку в постель – за окном быстро темнело, а свечу хотелось бы приберечь.
– Даффи?
– Что?
– А можно я завтра про Стурцию им расскажу?
– Это что такое?
Димеона засопела:
– Это моя подруга, она из Сестёр.
– Замечательно, – я улыбнулся, устраиваясь у двери на собственной куртке и том немногом тряпье, которое удалось отделить от постели так, чтоб она ещё оставалась комфортной для девочки. – Расскажи им про Стурцию.
– Хорошо.
Я закрыл глаза и приготовился спать.
– Даффи?
– Что, Димеона?
– А ты правда охотник?
– Правда, девочка, правда. Спи.
– А я думала, охотники все плохие.
– А я не плохой?
Нимфа думала.
– Ты мне помогаешь, – сказала она, наконец.
– Вот и ты мне помогай, – сказал я, зевая. – Делай, как я скажу, и тогда нас не выгонят.
– Даффи?
– А?
– А у меня совсем нехорошо получается?
– Спи, Димеона, спи! Завтра лучше получится.
– Хорошо, – серьёзно ответила девушка. – Я буду стараться… Я правда буду.
Димеона стояла посреди площади, в окружении зевак, и проповедовала, а я поплавком болтался поблизости и откровенно скучал. Девушка говорила много и страстно, местами путанно, местами довольно логично, однако основу ораторского искусства для неё составляли способность ни на секунду не прерываться да готовность перекричать любую толпу. Я смотрел на это с усмешкой: уж не знаю, что за школа готовит молодых жрецов и пророков, но, если все они будут продолжать в том же духе, надеяться на скорое воцарение истины ой как не приходится. В толпе шутили, смеялись, свистели – девушка отмахивалась от этого, изредка почти со злостью зыркая на зачинщиков, но вместо того, чтобы попробовать обратить смех толпы против них и хоть на минуту завладеть сердцами аудитории, она лишь продолжала выкрикивать одни и те же заученные слова, привнося в общий гвалт ещё больше хаоса.
Я велел Даффи держать ухо востро, а сам принялся праздно шататься среди городской публики. Толпа в основном состояла из местных, но были в ней и так называемые искатели приключений – туристы, всеми правдами и неправдами выторговывающие своим персонажам побольше умений ради того, чтоб потом целый месяц торчать в трактире или, хуже того, хвататься за любую работу, что им предложат. Ещё среди собравшихся было несколько детей, поверх голов плавала пара шлемов стражников, а вот людей Храма вроде бы не осталось – и хорошо, мне меньше работы как бодигарду… Да и как посудить, какой из меня бодигард?