Среди жителей Надьрева Эбнер выглядел иностранцем, эдаким старцем с Альпийских гор, который носил ботинки, купленные на заказ, и тирольскую шляпу с пучком козьей шерсти, заправленным за ленту. Его неизбежным атрибутом являлась большая палка, которой он, морщась (поскольку страдал ревматизмом рук) отгонял бродячих собак.

Эбнер был назначен секретарем сельсовета в 1900 году, в том же году тетушка Жужи была назначена деревенской повитухой. Должность, которую занимал Эбнер, являлась самой высокой в деревне. Сам Эбнер рассматривал занимаемый им руководящий пост как свое право по рождению. Он назначал сам себя в различные советы директоров и присваивал себе различные звания, но все время проводил в основном на охоте и в азартных играх.

Эбнер считал услуги тетушки Жужи одним из бонусов своего положения. Повитуха бесплатно лечила его от всего, что его беспокоило (а также его жену и двух избалованных дочерей). Тем не менее Эбнер искренне симпатизировал ей. Когда она вразвалку входила в корчму семейства Цер и плюхалась за стол напротив него, он всегда был рад ее видеть.

В свою очередь, тетушка Жужи знала, что Эбнер был именно тем человеком, который ей был нужен во главе Надьрева: могущественной, но ленивой особой, считавшей жителей деревни своей частной собственностью. Ему доставляло удовольствие издеваться над ними. В захолустном Надьреве он никого не воспринимал всерьез. Даже повитуху.

Тетушка Жужи однажды устроила Эбнеру испытание. Они вместе выпивали в корчме, когда она сунула руку в карман фартука и достала оттуда свой флакон. Развернув его из белой бумаги, она протянула его Эбнеру.

Тот поднес флакон поближе к лампе на столе и внимательно изучил молочный раствор. Затем откупорил флакон и понюхал его содержимое, раздувая ноздри большого носа. Он настолько близко поднес флакон к своему лицу, что тот щекотал жесткие волоски его моржовых усов.

Эбнер не почувствовал ничего, кроме слабого запаха металла. Для него содержимое флакона пахло просто застоявшейся водой.

– Что это? – поинтересовался он.

– Мышьяк, – ответила повитуха. – Его здесь достаточно, чтобы убить сотню человек. Но ни один врач никогда не смог бы найти его следов.

Эбнер рассмеялся. Повитуха с ее фантазиями всегда забавляла его. Тетушка Жужи рассмеялась вместе с ним и сунула зелье обратно в карман своего фартука.

Однако в этот день Эбнеру было не до смеха: он с глубокой тревогой воспринял в деревенской ратуше известие о приближавшейся румынской армии. Он срочно вызвал к себе в кабинет деревенского глашатая, сунул ему в руку полученную телеграмму и велел поторопиться. Было крайне важно как можно быстрее сообщить полученную новость жителям Надьрева. Глашатай схватил измятую депешу и выбежал из ратуши вместе со своим барабаном. Эбнер выбежал вместе с ним, чтобы собрать сельский совет на экстренное заседание.

Прибежав на главную деревенскую площадь, глашатай протолкался сквозь стадо овец и мулов, которые пили воду из корыт рядом с колодцем, встал перед скамьей для порки провинившихся и яростно забил в свой барабан.

«Вороны», сбившиеся в кучку у колодца с ведрами у ног, прекратили судачить между собой и насторожились.

Когда глашатай закончил барабанную дробь, он прокричал так громко, как только мог:

– Внимание! Румынские войска наступают на Надьрев!

«Вороны» разлетелись в разные стороны. Разбегаясь по домам, женщины были похожи на колонию мечущихся растерянных муравьев. Вода выплескивалась из их деревянных ведер. Глашатай перешел во двор церкви, и небольшая толпа опоздавших собралась рядом с ним, чтобы выслушать его и затем также поспешить домой. Некоторые из деревенских лихорадочно выпрягали лошадей из повозок и галопом скакали в поле, чтобы там сообщить зловещую новость.