Но я его не похвалила. Сказала простое "пока" и пожелала на завтра удачи с Давыдовым.

— Вали все на меня! — сказала я.

— Непременно! — ответил он.

Вот не стоит ни на секунду забывать, что Вселенная тебя подслушивает! Не нужно подкидывать ей нехорошие идеи!

Еще не думая ни о чем плохом, я взяла в «Британских Пекарнях» на завтрак вчерашний багет и кусочек тортика — тоже на завтрак. И медленным шагом двинулась к переходу. Нет, никого не встретила. Вообще, живя в самом центре, я редко встречаюсь с людьми из прошлой жизни. В нынешней им места все равно нет. Я теперь томная девушка, играющая на рояле. Ну, Николай Петрович не имеет ничего против… Против того, чтобы я воплотила в жизнь детскую мечту! А если честно, то это часть моей терапии. Не в шахматы же играть, чтобы нервы успокоить! Еще я вяжу... По сложным схемам.

— Чего это ты так рано? — спросил мой Николя, запахивая халат.

На кого Николай Петрович похож? К счастью не на Михалкова — его образ русских дворян отдает душком барства, а Николай Петрович сама интеллигентность и походит… Ах да, на Ланового в роли помещика Берестова в «Барышне-Крестьянке». Ну, в том же процентном соотношении, как Давыдов на Бельмондо — шармом.

Хотя про шарм Давыдова мне ничего не известно. Глубоко интеллигентный человек в нашей стране не может заработать миллионы и точно не возьмет в шоферы Виталика Хруслова!

— Правду сказать? Поругались с Анютой. И знаете из-за кого? Из-за босса ее брата, которого мы обе в глаза не видели. Это уже клиника. Кстати, вы прочитали мое стихотворение?

— Нет, Лидочка. Ждал авторского прочтения…

— Ну что вы…

Я села за рояль. Начала играть. Нечто легкое… Петь я не умею. Поэтому просто проговорила слова:

О, безмятежная мятежность девичьих чувственных услад!

Неврастеническая бледность и пламенеющий ваш взгляд

Нарушили уединенье и дачный суетный уклад,

Мне предрекая единенье и горечь будущих утрат.

О, образ девственных созданий чужих неведомых миров,

Вы в холостяцкий дом носили горячих вкусных пирогов

И невзначай роняли шляпку и забывали свой платок,

И я, схватив резную палку, спешил вернуть для встреч предлог.

О, как мучительна улыбка, что заменяет сотню слов,

Ей объяснения в избытке найдём без сонника и снов.

Ваш образ в сумраке рассветном я обнимаю, как в бреду…

Всю ночь желанием запретным себе я душу бережу.

О, знаю, ничего не вечно, пройдёт влюблённости пора,

И скажем оба мы беспечно: упала с плеч моих гора…

Быть может, бабушкой седою в кругу молоденьких внучат,

Вы вспомните, как за грозою крещендо ручейки журчат.

Как с плеч платок сорвав свой смело, подсев на самый лодки край,

Взметали вёсла очумело под яростный собачий лай.

Но растеряв запал в трясине, кричали: Рыцарь, выручай!

И заговорчески краснея, мне обещали дома чай.

Иль вспомните, когда мы с вами, устав от чувственных шарад,

Ведя сраженье с комарами, свой растревожили наряд.

Касались губы так несмело, а руки б кто-нибудь связал…

Добравшись до святого тела, в узде с трудом себя держал.

Всем чувствам суждено погаснуть, когда вобьется в ставню гвоздь,

И в город, как то ни ужасно, помчимся с вами вместе врозь.

Пусть летний жар младого тела согреет яростной зимой

Того, в чью душу оголтело пустили сожалений рой.

Николай Петрович поскупился на аплодисменты не потому, что я плохо продекламировала стихотворение, а потому что мы были не в театре, а вне театра или литературного салона овации пошлы… Хлопками лишь слуг можно подзывать.

— Тебя так зацепила эта история? — спросил Николай Петрович с кушетки.

Я держала спину ровно и кивнула головой, гордо посаженной на затекшую в машине Давыдова шею: