– Сколько? – спросил женский на этот раз голос тоном, дающим мне понять, что подобных звонков мэтру поступает по сотне за день.

– Тысяч восемьсот под его идею и полтора, если ему вдруг понравится моя, – уверенно заявил я.

– Надеюсь, – протянула женщина после долгой паузы, – мы с вами говорим не о рублях?

– Как можно, – фыркнул я.

Несмотря на столь заманчивое предложение, мне вежливо велели оставить контактный телефон и ждать звонка. В тот день я даже спать лег с трубкой. А через два дня смотрел на нее, как на злейшего врага, начиная сомневаться, что правильно назвал свой телефон. Ближе к полуночи тот же женский голос вернул меня к жизни:

– Вам назначено на среду. Запишите адрес…

Богомолов показался мне маленьким и щуплым. Но в движениях сквозила грация пантеры и сила дьявола. Орлиный нос и узкие синие глаза придавали ему сходство с хищной птицей. О Мадам он ничего не слышал, более того – никогда не смотрел телевизор, и пришлось долго растолковывать ему, в чем состоят таланты моей девочки.

– У меня уже были два бизнесмена. Один просил снять в главной роли его жену, другой – любовницу. Предлагали гораздо больше вашего.

Он имел право обидеть меня. Но я направился к видеомагнитофону, который давно заметил в углу, и, несмотря на протесты хозяина, вставил кассету. Пока я возился с кнопками, Богомолов зевнул и направился к двери, громко щелкнув пальцами в воздухе. Два прекрасно сложенных молодых человека в тот же миг оказались в комнате и весело направились ко мне. Но тут экран наконец ожил, и они остановились как вкопанные.

Это были старые домашние съемки Мадам. Она бежала по желтому побережью Адриатики, оборачивалась на ходу и махала руками, приглашая последовать за ней. Богомолов не успел выйти. Его насторожила реакция телохранителей, он тоже обернулся. И встретился взглядом с Мадам. Мэтр вернулся, отослал своих людей, и мы с ним молча просмотрели пленку до конца.

– Мне нужно подумать, – сказал он после долгого молчания перед погасшим экраном. – Это возможности, которых я не предполагал, а потому не имею на этот счет никакого мнения.

Затем, в течение недели, он одолевал меня короткими звонками, и мы с ним незаметно перешли на «ты»:

– Послушайте, вами другие режиссеры интересовались?

– У меня целый список тех, кто ждет ответа.

– Хорошо…

– Просмотрел всю рекламу. Эффект тот же. Хочу посмотреть, как она выглядит в жизни.

– Но я же объяснял…

– Про свечение? Я помню. Это изобразите потом. Пока хочется присмотреться.

– Приезжайте…

– Нет. Я хочу понаблюдать со стороны, чтобы она не знала, не ведала. Где ее чаще можно застать?

– Клуб «Арлекин».

– Прекрасно…

– Ей будет трудно. У нас не немое кино.

– Мы постараемся.

– Вы-то – конечно. Но она?

– И она.

– Вы хорошо знаете свою жену?..

– У меня нет для вас сценария. Совсем. Просмотрел все свои запасы.

– Зато у меня есть одна идея. Если хочешь…

– Приезжай…

Мы снова встретились, и я поведал Богомолову великолепный сюжет, который на добрую половину был и не сюжетом вовсе, а историей нашей с Мадам жизни.

– Кто напишет?

– Сам.

– Пробуй. Если что – мои ребята поправят. В четыре месяца уложишься?

– Да.

Это было смело. Я никогда ничего не писал, даже не пробовал. Но чего не сделаешь ради Мадам?

– Договор?

– Я подготовил список наших условий…

– А я своих. Обменяемся?

Мы обменялись бумагами, радуясь, что понимаем друг друга с полуслова. Все было прекрасно, но Богомолов прятал какой-то камушек за пазухой, и я это все время чувствовал.

– Да… и… у тебя какие-то проблемы? – спросил он в конце концов.

– Кое-что личное. Но не безнадежное.

– Я надеюсь…

– Еще что-то? – Я кишками чувствовал, что камушек остался.