— Если вы прыгните, я за вами, — раздаётся совсем близко приятный мужской голос. — Только плаваю плохо, поэтому если будете тонуть, боюсь, и я утону,
— Я не… — кошусь на незнакомца лет тридцати. Удивительная энергетика и сила. Красив и улыбчив. И взгляд, несмотря на темноту глаз, очень насмешливый.
— Вот и отлично, — ещё шире улыбается мужчина. — Не хотелось бы в такой пасмурный день умереть.
— А в какой хочется? — умничаю я.
— Как минимум в солнечный. И лет через... сто. Хотя, — игриво прищуривается, — Вы правы. С Вами хоть сейчас, и если придётся, сигану даже в Ад!
— Какая глупость, — кривлюсь пафосу незнакомца. — Умереть из-за незнакомой...
— Меня Тимур зовут, — с готовностью протягивает руку мужчина. И столько света излучает, что и солнца не нужно.
— Варя, — отвечаю пожатием.
— Ну вот, теперь мы знакомы, — не выпускает моей ладони — так и держит крепко в своей, тараня меня внимательный, нежным взглядом.
— Варюшка, значит, — на какой-то интимной частоте роняет Тимур, и я невольно засматриваюсь его губами. Или заслушиваюсь… тому хриплому тембру, которым он произнёс моё имя, но на свой лад.
— Ну, что, Варюшка, вы ведь не хотите моей смерти? — продолжая гипнотизировать бархатом глаз, роняется проникновенно. Так очаровательно и мило, что его голос кажется просачивается в меня через кожу.
— Нет, — искренне отзываюсь. Меня всегда вводили в ступор прямые люди.
— Тогда, — мягко сжимает мою ладонь Тимур, — ты пообедаешь со мной. А заодно расскажешь, что за херня случилась в твоей жизни, из-за которой ты плачешь, — сказано таким ровным тоном, что и отказаться невозможно.
Тимур для меня — неожиданное спасение.
Друг — которого так не хватало, и с которым очень спокойно и душевно. Просто и легко. И я цепляюсь за такого незнакомого, но уютного мужчину. Мы говорим несколько часов в дорогом ресторане, куда меня чуть ли не насильно тащит Тимур. Никогда бы не подумала что можно чужому, незнакомому человеку рассказать о том, о чём и думать было стыдно. То, из-за чего последние дни жила, как в тумане…
Ни разу не увидела на его лице презрения или осуждения. Он был внимателен, спокоен — и это придавало сил, уверенности в себе и в том, что всё наладиться.
— Ок, — хмурится Тимур, — он от тебя просто избавился. Не накручивай, — отваливается на спинку стула и с ленцой помешивает ложкой только что поставленный перед ним чай.
— Думаешь? — рассматриваю как в чашке кружится янтарная жидкость.
— Конечно! Ему была нужна причина, и он её нашёл. Дела, конечно, не ахти, — цыкнул Тимур, — и я ничего обещать не стану, — протягивает слова.
— Так и не надо, — испуганная его странной репликой, мотаю головой. — Спасибо, что выслушал… Это дорогого стоит. И не осудил...
— Ахах, — мягко смеётся Тимур. — За что? Что танцевать умеешь? Да ну тебя, — хохочет ещё душевней. — Любой мужик будет только за, если его любимая обладает пластикой и умеет танцевать. Говорю же — ему это было нужно сделать. Остальное — бред! Подумаешь, потанцевала в клубе. Сейчас девчата за так голыми отплясывают. И ничего, ещё никто от этого не умер…
— Вот видишь ты мне друга заменил...
— Друга? — вскидывает брови Тимур. — Нет, маленькая я тебе не друг.
Улыбка сходит с моих губ. Настроение опять падает.
— Я думала…
— Зря. Я не так бескорыстен и мил, как ты думаешь. Пошли, — встаёт из-за стола и протягивает руку.
Я с опаской смотрю на крупную ладонь. В голове отчаянные мысли, но их быстро отметает Тимур:
— Да не волнуйся ты. Не насиловать я тебя повезу — к тебе домой. А мне по делам срочно нужно. Я из-за тебя и так стрелку пропустил.