Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. Камелия, как обычно, трудилась по дому и воспитывала семерых детей, а Малус вечерами напролет праздновал свой триумф. На радостях мужчина забросил дела и теперь не вылезал из таверн, где его поили бесплатно. Словно герой эпосов, удачливый старик купался в лучах славы и восхищения. По-крайней мере, он сам в это свято верил, опрокидывая новую кружку пенного. Все это жутко не нравилось Камелии, но права голоса она не имела. Все, что оставалось – подчиняться. В конце концов, пьяный муж – это по-прежнему живой муж, а значит, все наладится, как только в его сердце поулягутся страсти.

Как ни странно, исполнив мечту всей жизни, Малус потерял нечто более важное. Среди прочего – тепло домашнего очага, рядом с которым в былые времена собиралась большая семья. Нет, мужчину нельзя было назвать романтиком… Каждый, кто его знал, мог подтвердить: кузнечество – его стезя! Ведь Малус и сам походил на кусок железа: твердый, холодный и тяжелый, в гневе он раскалялся докрасна, поразительно долго и неохотно остывая после. В целом, невозможно было представить его где-либо еще, кроме как за наковальней. Ну, если только за шатающимся столом в прокуренной питейной (если бы за это платили, мужчина стал бы богатейшим жителем Лютумвиля).

Камелия не могла дождаться момента, когда муж пресытится славой и успокоится. К несчастью, этого не случилось. За несколько часов до собственной гибели, Малус вышел из дома, поцеловав вместо жены истрепанный платок. Он отправился туда, где о его подвиге еще не слышали. Вернуться обратно мужчина не смог. Его тело нашли неподалеку от таверны, в которой он упился до поросячьего визга.

Пьянчужки, ведомые нуждой, свернули в переулок, чтобы помочиться. Привыкшие к темноте, но все еще хмельные глаза до последнего не различали силуэт крупного предмета прямо у их ног. Поначалу гуляки решили, что это очередной любитель приложиться уснул так и не добравшись до дома. Товарищи понадеялись узнать мужчину в лицо, но, наклонившись, с ужасом отпрянули! На влажной от дождя и мочи брусчатке лежал обезглавленный труп. Пьяницы подняли страшный шум, на их крики сбежалась вся округа (кто из любопытства, а кто из желания заткнуть хмельных горлопанов).

Когда свет керосиновой лампы, разгонявший тьму подворотни, пролился на несчастного, собравшимся открылась по-настоящему страшная картина. На истерзанном теле, словно пропущенном через мясорубку, не осталось живого места – сплошные синяки, порезы и ссадины. Головы не было вовсе, но искать ее пришлось недолго. Словно поросший мхом валун, она лежала посреди дороги недалеко от места преступления. Обезображенное лицо не давало подсказок. Единственное, что помогло опознать покойника – тот самый платок, что маленьким серым уголочком торчал из перекошенного рта.

Рассуждения о последних минутах Малуса приводили в ужас даже бывалых хулиганов. Множество теорий рождалось в головах простых горожан, но все сходились во мнении – в момент смертельной опасности кузнец спасал платок, а не себя… Его сгубил не жестокий незнакомец, а одержимость вещью. К слову, бывшие собутыльники Малуса находили обстоятельства его смерти весьма символичными. Как еще было заткнуть надоедливого болтуна?

Вот так бесславно и стыдно и закончилась жизнь некогда успешного мастера. В беспросветном переулке, рядом с кучей собачьего дерьма, он встретил свой конец. Камелия, почуявшая неладное еще с вечера, от кошмарных новостей едва не лишилась рассудка. Словно в бреду, она лепетала что-то о проклятии королевского платка и билась головой об пол. Семеро ее сыновей, в один момент лишившиеся кормильца, оказались под угрозой голодной смерти. Но и это был не конец…