Через месяц, в подушках лёжучи телом битым синяя, подхватила она ОРЗ, начался вторичный бронхит. Антибиотики и капельницы. Ни вкуса еды, ни сна. Пришлось плакать. Да подружка ещё одна, её лет, тоже на фронте была, под руку пела-приговаривала: зачем, мол, Лексевна, жизнь ты себе продлеваешь искусственно? Всё уж – годы твои, капут. Я бы вот не стала, говорит, на месте твоём, рыпаться, подохла б с радостью. А у самой – так два инсульта было, и карабкалась она из этих воронок подлых как сволочь какая тоже. Плакала от слов таких подружкиных она, слабела сильно. А подъезд квартиру её ждал пустую забрать, меж собой лаючи.


Ну разве после всего такого встают? Наши, оказалось, встают – и никакая методика тут не главное. Главное – не плакать, а работать. И не думать, что же будет потом и зачем жить осталась. Ей ли решать? А хоть и затем, чтобы подружку эту «добрую» пережить, первое место взять у неё. С конца уже, но первое пусть.


Лекарств много перепила-переела. Пенсия полетела в трубу. Хорошо, льготы эти дурацкие отменили – и как вовремя! И мысли клубками вокруг покатились, спать не давая – лежишь да лежишь…


Льготы-то они кому дадены? Старикам. А кормится-то от них кто? Семьи молодые, однодетники. Инвалиды судьбы, ветераны борьбы со сном алкогольным да наркотическим. Лентяи те же, лодыри. Учиться не хотят, всё на горбу родительском ездят.


Раньше как было: помогает молодёжь родителям, и семья растёт. А сейчас? Сейчас никто работать не хочет. Иждивенцы плодятся-множатся, идиоты старые с флагами ходят под дудки чужие, а страна валится в гроб вместе со стариками. Куда годится это? Кто дудочникам пасть-то их алебастрой замажет?


И пусть рабочих, пьянь подзаборную, с заводов вовсе распустят: муж внучки подружкиной сказал, что роботы скоро работать будут вместо нас, а люди должны учиться ими управлять. Елена-то училась всегда хорошо, когда приходилось. Лучше всех. Любила первой быть, жадной до знаний и щедрой до помощи. Эх, сейчас была б способна она родить, так родила бы. Вернуть всё надо на место: молодым – дорога, старикам – почёт. Песня-то правильная раньше была. Только бы власть наша устояла от такого вращения. При своей власти-то всегда лучше.


Впереди горел весенний факел 60-летия долгожданной Победы – прямо как наш далёкий нефтезаводской. Дожить бы? Три месяца факел освещал ей дорогу до того, как она первый раз встала с постели. Сама. Затем она уже, шатаясь, к окну подползала, при поддержке. Потом пошла, дрожа всем телом, с палочкой, уже самостоятельно.


Теперь набралась сил, стала делать зарядку, трижды в день. Учится ходить и без трости – хочет уж очень. Правда, рука левая никак не отойдёт до конца, но врачи говорят – сначала обычно поправляются ноги. Ноги нужнее рук для таксиста, конечно. Руль можно и одной правой крутить, пусть даже там пальцы не все. Была бы «Ока» – ноги бы как раз пригодились. На газ жать. Да где взять её, «Оку»…


Букет болезней начал понемногу редеть. Рассасываться. Давление пропало. Трактор в голове шум свой сбавил. Клофелин пить она бросила. И начала она вдруг над собой смеяться. Хохотать до упаду. Дура дурой, мол – вспоминала, что в жизни было. Сорок лет не смеялась ведь. На поправку пошло дело.


В ветеранскую поликлинику имени Семашко перевелась. А в госпиталь вот не кладут её на обследование – не прямоходячая, с «Орденом Сутулова Второй Свежести» – как деды тамошние шуткуют. Да и не любит она лечиться. Ни разу не лежала она в больницах да санаториях. Всё работала. Ни разу лекарства бесплатные не брала, хоть и положены ей. Гордая. А что после?