Ее дочь, просыпаясь по утрам в этом плюшево-розовом раю, среди единорогов и принцесс, выходит на кухню и видит вот эту вот женщину из зеркала. Женщину с потухшим взглядом и такого же мужчину рядом с ней. То, что отношения с мужем превратились в постоянную игру в семью, Ирка поняла уже давно. Она делал по дому все женские дела, играла «роль» жены и матери, обнимала иногда мужа, говорила ему приятные слова. Не те слова, что копились в душе, пожираемой собственной чернотой, а те, которые должна говорить жена мужу. Но признаться самой себе, что она давно уже ничего не чувствует не только к мужу, но и к дочерям, и к себе и своей жизни – это было очень страшно. Обыкновенная женщина, сорока восьми лет, уставшая от жизни и самой себя, сидела в тишине пустой квартиры, вслушиваясь в свою пустоту, изучая свое отражение.

А ведь когда-то и она была маленькой девочкой, что играла в куклы и мечтала о чем? Почему сейчас она не могла вспомнить ни одну свою детскую мечту? Только память о пронзительном солнечном свете осталась у нее в воспоминаниях о детстве. О чем бы она не вспомнила, всегда, в каждом кадре ее детской жизни присутствовал яркий, слепящий свет. Он был везде. В задернутых шторах ее детской комнаты в старом родительском доме, в дороге домой, по которой ее вел отец, сжимая в своей большой руке ее маленькую ладошку. Казалось, что свет был везде и всюду, в каждом дне, в каждом давнем воспоминании, но больше всего его было в самой маленькой Ирке. Внутри было тепло и светло, свежо и легко. И эта чистота, эта легкость внутри освещала весь ее детский мир.

Когда она успела растерять это состояние внутреннего счастья? Куда делась эта наполненность светом, доверие к миру, любознательность и любовь к всему сущему? По чуть-чуть, по капельке, зло завладело ее сердцем, поселившись в душе. Обиды на жизнь, на людей, на обстоятельства, копились маленькими каплями, постепенно разъедая оболочку, укрывающую ее внутренний свет, делая ее сначала тонкой, потом прозрачной, а потом и просто не существующей уже внутри. Делая Ирку все более и более уязвимой перед картинками той жизни, что рисовало ее уже больное, уже пораженное невидимым злом воображение.

Сейчас, оглядываясь по сторонам, жизнь казалась уже беспросветной мукой. Дом, в котором она жила стал тюрьмой, декорацией настоящего дома, работа казалась рабством, супружество – обязанностью, материнство – ношей. Жизнь в декорациях – так можно было это назвать. Имитация того, что по представлению всех людей вокруг «должно» было быть в жизни каждого человека.

И только иногда, в жалобах на свою жизнь подружкам, исторгая свое недовольство во вне, делясь накопленным внутренним напряжением, на секунды, на мгновения, приходило чувство некоторого облегчения внутри, умиротворение и примирение со своей несчастной судьбой.

Тишина квартиры накатила вдруг, испугала своей простотой. Ирка побежала в свою комнату, прибавила звук телевизора. Пусть говорят, пусть гадости. Мир, судя по новостям, уже давно сошел с ума и это уже не ее личный ад, а состояние всего человечества. Громче, громче звук. Она не одна в этом аду.

Схватив телефон – набрала Софу.

Софа. Софа чувствовала себя в этой жизни более чем уверенно. Молодец- говорила она себе. Какая же я молодец. Кручусь. Верчусь. Как белка в колесе. Из такой нищеты выбралась. Вот уже к сорока пяти и все есть. Квартира большая для всей семьи, еще одна. Детям на будущее, дача, машины, путешествия. Ну и что что кредиты, долги. Кручусь. Верчусь – хвалила себя Софа. Перехватить до получки, отдать часть, график платежей, потом аванс. Уж лучше так, чем сидеть на жизнь ныть, как вон Ирка. Подруга позвонила утром, как всегда, отвлекла от дел, разжалобила своим нытьем. Разговоры с ней всегда приносили какое-то облегчение внутри. Слушая Иркино нытье, Софа расслаблялась, все больше утверждалась в мысли, что по сравнению с Иркой она более успешна, удачлива. Умна. Внутри расправлялась туго закрученная пружина, что держала в вечном напряжении, заставляла двигаться, делать что-то. Деньги. Софа давно поняла, что без денег ты ничто, червь, немощь. Поэтому старалась, лезла наверх, цеплялась за любую возможность заработать. Клала на это все свои силы и время. Главное – ничего не бояться, говорила она себе, не понимая, что именно страх нищеты гнал ее вперед, гнал вертеться и крутиться. И вот она уже содержит всю семью, ее доходы сильно превосходят доходы мужа, и вот она уже состоялась как личность. Только что же так тошно бывает иногда?