О молоке с утра и до темна

Председатель колхоза Виктор Васильевич Зиберов – человек яркий, живой, эмоциональный. Бывший партийный работник, ко всяким собраниям, заседаниям относился очень серьёзно. Написанные ему доклады тщательно редактировал, сверяя, в основном, с линией райкома и мнением первого секретаря. Переполненные заверениями в верности единственно правильной политике партии доклады, становились огромными и абсолютно бесполезными. Он любил выступать с трибуны, говорил громко, чётко. Волновался, постоянно вытирал платочком катившие градом по крупному раскрасневшемуся лицу капли пота. Исполнив свой номер, обессиливший, возвращался в президиум, тихо спрашивал у рядом сидящих: «Ну как?» Ему жарко шептали на ухо комплименты. Он успокаивался.

В период между собраниями колхозом руководило правление. Один раз в месяц в десять часов утра члены правления – чабаны, доярки, механизаторы – во главе с председателем восходили на высокий подиум в зале заседаний, садились за большой, покрытый зелёным сукном стол и принимали вид людей, решающих судьбу колхоза. Какие бы вопросы ни значились в повестке дня, все разговоры сводились к молоку.

Удивительное дело, за семь с лишним лет моей работы в колхозе не припомню дня, когда бы с молоком, вернее с надоями, было всё в порядке. Всегда что-то происходило не так. То удои падали, то росли медленно, то не хватало фуражных коров, то их было слишком много. Всё это и было причиной каждодневных скандалов между председателем и главным зоотехником Иваном Сергеевичем Чужмаковым, а также становилось основным предметом обсуждения на правлении.

Зоотехники обвиняли агрономов за недостаток и плохое качество кормов. Агрономы огрызались и требовали благодарности за то, что в тяжёлый год заготовили хоть это. Председатель спрашивал с заведующих фермами. В ответ те выносили целый список того, чего им недодаёт колхоз. Главное (это касалось уже меня) – низкие расценки, как следствие – маленькая зарплата. Переходя в ходе спора на сторону то одних, то других, председатель округлял глаза и включал убойные аргументы: о систематическом пьянстве заведующих и специалистов, о воровстве на фермах. Казалось, эта бессмысленная перепалка не закончится никогда. Крепко помотав друг другу нервы, медленно успокаиваясь и вспоминая, что почти все они здесь родственники, участники форума расходились, растворяясь в темноте неосвещённых сельских улиц.

«Доставить – хоть под конвоем!»

Был только один человек, который не испытывал на себе этих прелестей колхозной демократии, – Саша Скорик, зоотехник молочной фермы. Невысокого роста, худощавый, спокойный, малоразговорчивый. Его уважали. За безотказность, незлобивый характер. А ещё Александр был страстный охотник. Утренняя дойка начиналась в 4—5 утра. 3имой ещё темно. В корпусах стоит туман от дыхания коров. Пока полусонные доярки разбредаются по своим группам, Сашка быстро включает систему машинного доения и исчезает. 3а время дойки он оббегает всю округу в поисках добычи. Иногда возвращался с зайцем, но в основном, как сам говорил, «убивал ноги».

В день правления Скорик отправлялся на охоту непременно, даже не допуская мысли являться на изнурительные посиделки. Семь лет каждый месяц я наблюдал одну и ту же картину: в зал заседания входит ещё весёлый председатель, добрым взглядом окидывает сидящих соратников: «Здравствуйте, товарищи!» Товарищи дружно отвечают. Виктор Васильевич поднимается на подиум, приглашает членов правления в президиум, раскладывает перед собой бумаги. Объявляет повестку дня.

Первым предлагает обсудить пресловутый молочный вопрос. Поднимает руководителя самой крупной молочной фермы Виктора Ивановича Ткаченко. Виктор начинает свой доклад и сразу валит на отсутствующего зоотехника. Председатель всматривается в зал. Спрашивает: «Где Скорик?» Все дружно крутят головами, заранее зная результат. Скорика в зале нет. Зиберов, не веря своим глазам, поднимает брови: «Как нет? Его предупреждали? Что? Опять?» Кто-то из зала ядовито: «Да на охоте он».