– Так завтра мы едем в Нойхаузен?

– Да, мой друг. Тем более, есть отличный повод: меня пригласили ознакомиться с Серебряной библиотекой. Необходимо собрать как можно больше сведений об окружении герцогини. Говоря нашим, дипломатическим языком, по всему видно, что готовится какой-то заговор… Узнав его цель и выявив главных зачинщиков, мы, возможно, спасём Анну Марию и… наследника.

– Выезжаем на рассвете?

– Да, ещё есть время отдохнуть. Я попробую подобрать ключики к ларцу по имени Анна Мария…

– А я займусь фрейлинами и слугами…

Вдруг Симеон, вглядывающийся в ночную темень, резко взмахнул рукой. В тот же миг Вёллер задул свечу и подскочил к окну.

Там, во Внутреннем дворе послышался посторонний звук, напоминающий шорох одежды. Если бы кто-то чихнул, это не вызвало бы столь резкой реакции двух, привыкших к опасностям, друзей. Но от этого неотчётливого, почти неслышного шуршания исходила настолько зловещая сила, что поневоле заставила насторожиться видавших виды путешественников.

Затем раздалось приглушённое звяканье ключей на цепи и скрип отворяемой двери. В густой тьме вспыхнул огонёк факела. Стало ясно: кто-то собирался проникнуть в башню Лиделау. Дверь раскрылась, расширяя проход. Две или три фигуры в серых одеждах прошмыгнули внутрь.

«… Если бы замок Нойхаузен внезапно оказался охвачен огнём, первое, что стали бы спасать его обитатели, это бесценную Серебряную библиотеку. Коллекция принадлежала супруге герцога Альбрехта Анне Марии и насчитывала два десятка книг по богословию. Немалая её часть состояла из сочинений Мартина Лютера. Переплёты семнадцати книг были отделаны серебряными пластинами с витиеватой гравировкой и украшены серебряными застежками и петлями. Три тома были оправлены золотом.

Но когда этих великих творений касались руки мошенников, убийц и предателей, их блестящая поверхность отчего-то не чернела…»

Семён Жменя не терял надежды, что когда-нибудь вернётся к себе на Дон. Да, предстоит долгая и нелёгкая служба в Посольском приказе, будут ответственные поручения, но потом… Поэтому и снились ему такие сны: шорохи и запахи ночного куреня, родная степь, плеск полноводной реки… Этой ночью он вновь купал коня. Сам как будто опять стал мальчишкой, а конь – это его Каштан, верный друг в сегодняшней беспокойной жизни. Реку и её берега, словно мохнатой буркой, покрыл густой туман, который поглотил все посторонние звуки. Только откуда-то издали слышался жалобный скрип колодезного журавля…

Ранним утром 20 августа 1564 года из Замковых ворот Кёнигсберга выехал всадник. Чёрный дорожный берет, широкий плащ, накинутый поверх кожаного колета, высокие сапоги, вооружение, состоящее из шпаги и даги, всё свидетельствовало о том, что путник собрался в дальний и опасный поход. Во всяком случае, если даже путь и был близким, то к возможным неприятностям всадник подготовился тщательно. Весь его вид говорил о том, что становиться на пути этого человека было, по меньшей мере, безрассудно.

В эту пору улицы Кёнигсберга уже проснулись, народ потянулся в Альтштадт, к торговым рядам, к разгружающимся судам. Задымили пекарни и кузницы, звон подков и грохот колёс всё настойчивее врывался в окна горожан.

Едва всадник пересёк Замковую слободу и углубился в трущобы Росгартена, со стороны Замка вслед ему огромной серой крысой метнулся человек, одетый под цвет этого животного и даже копирующий его повадки. Описать этого торопящегося пешехода было сложно – он тщательно скрывал своё лицо от посторонних… Единственное, что сразу же бросалось в глаза – уродливый горб на его спине. Человек действительно чрезвычайно спешил, но одновременно старался не привлекать к себе лишнего внимания. Он вошёл в неказистый домишко, какими была застроена Замковая слобода. Через пару минут из ворот стоящего рядом дома выехал другой всадник, который сразу направил своего коня следом за первым. При этом преследователь выглядел словно монах: длинный плащ и капюшон, скрывающий лицо практически до подбородка… Только священником он, разумеется, не был – сноровка и выправка выдавали в нём умелого наездника, а притороченный к седлу арбалет мало напоминал Псалтырь.