На столе в большой комнате девочка увидела тарелку с горячими блинчиками. От них шёл необычайный, волшебный запах – так и хотелось просунуть носик дальше в щёлочку! Но Рима помнила о мамином запрете. Да ещё за шторами на входной двери из коридора в большую комнату она заметила подсматривающую хозяйку. Рима решила просто стоять и нюхать. Но представьте себе, как хочется блинчика голодному пятилетнему ребёнку! Сестре стало страшно, что она не выдержит. Но она поняла, в чём спасение! Сейчас она расскажет всё-всё маме – как ей хочется есть, как ей хочется выскочить из комнаты и есть эти вкусные блинчики, которые испекла хозяйка!

Рима пододвинула стул к окну, залезла на подоконник, дотянулась до форточки, открыла её и стала громко звать: «Мама, мама, мама!..» Все её желания и переживания уместились в этом слове – «мама». Так она кричала очень долго, до тех пор, пока мама не вернулась. Рима смогла удержаться от желания съесть чужой блинчик! Это было очень большой победой очень маленькой девочки!

Конечно, через несколько дней хозяйка поняла, что женщина с девочкой – добрые, милые и не причинят ей никаких неприятностей. Она подружилась с моей мамой. И, когда настало время маме с Римой уезжать, хозяйка плакала, говорила, что полюбила их, что они могут оставаться с ней навсегда. Но счастья окончания эвакуации мама с Римой так ждали! Эвакуация должна была закончиться. Но осталась в памяти на всю жизнь.

Много было пережито. И, конечно, именно об этом соавторстве в работе над докторской диссертацией говорила моя сестра на своём большом празднике.

Как много побед, маленьких и больших, было на пути сестры к этому торжеству. Да, для моей старшей сестры – доктора наук, профессора Рамилии Васильевны – соавтором всех побед была МАМА!

Мою жизнь столько раз спасали…

Вот, казалось бы, рожденье. Конечно, авторы – мама и папа, но… когда папа вернулся с войны в сорок девятом, им с мамой было уже под сорок, старшей дочери – скоро тринадцать. Младшей не стало ещё в Финскую войну: ясли, воспаление лёгких…

И вот мне подарена жизнь, пока ещё – под сердцем у мамы!

Моя мама не воевала, но ей пришлось столько перенести, что в сорок пятом здоровье было подорвано, начался туберкулёз. Но слава Богу и советским врачам: Крым, Ялта – и мама здорова.

К моему рождению мама готовилась основательно, даже сама сделала ремонт в нашей маленькой квартирке. Пришла пора уже мне рождаться, но я, упрямая, упиралась… Упиралась ногами туда, где положено быть голове младенца!

Привезли нас в роддом имени Грауэрмана. Ночь, хирург отдыхает в гостях. Нашли и вызвали, он приехал. Вот это и был он – мой первый спаситель! Ни имени его, ни фамилии мне никто никогда не называл, да, может, родители и не помнили сами.

Мама была с помутнённым сознаньем. Все, кто рожал, это могут понять. Да и потеря крови была большая. Мама только помнила, что «Пришёл, наконец, маленький такой, пьяненький, весёлый еврейчик…» Вот он-то и сделал кесарево сечение, вынул меня, спас меня и маму. Спасибо ему, спасибо, спасибо!

Ещё один случай. Октябрь, вечер, темно, но не поздно. Я возвращаюсь домой из Дворца пионеров с занятий. Уже иду вдоль дома к подъезду. Я – большая, уже учусь в седьмом классе. Слышу: за мной идёт человек. Пропускаю – мужчина высокий, нестарый, одет прилично, сутуловат.

Вхожу в подъезд, незнакомец ждёт лифта, который медленно спускается сверху. Знаю – нельзя ехать в лифте с чужим человеком. Обхожу мужчину и начинаю подниматься пешком, хоть живу на шестом. Поднялась по лестнице на целый пролёт.

Лифт спустился. Мужчина открыл его, но не вошёл. Огромными шагами-прыжками рванул ко мне, схватил за пальто и стал тянуть вниз. Я, конечно, вцепилась в перила, об угол которых ударилась головой, выдавила шепотом: «Что вам надо?» Он тянул очень сильно. Насильник! И что ему надо было – понятно!