Будь на месте Костика другой человек, Гусев безо всяких телячьих нежностей потребовал бы от него сдать оружие и топать на экспертизу. Но они ходили вместе четвертый год. Конечно, Гусева беспокоила вероятность того, что ведомый, не выдержав постоянного напряжения выбраковки, обратился к более мощным психоактивным средствам, нежели водка с пивом. Но, как Гусев позже сообразил, на самом деле он просто боялся Костика потерять. Утратить это замечательное ощущение, когда за левым плечом стоит боевой товарищ – верная, надежная, проверенная частица тебя самого. Лучшее прикрытие от опасностей и неприятностей. Да, Гусев терял его в любом случае: вздумай он отправить ведомого на анализы, самолюбивый Костик не стерпел бы обиды. Но если без этого – оставался еще шанс. Поговорить по душам, пробиться сквозь невидимую стену, которую парень вокруг себя выстроил. Что-нибудь придумать.

Ни того, ни другого, ни третьего Гусев сделать не успел.

…Бомжей набралось штук сорок-пятьдесят. Их сбили в плотную кучу, обступили со всех сторон и попросили заткнуться. Клиенты выли и делали неприличные жесты. Данилову принесли «матюгальник», и он попытался бомжей перекричать, упирая на то, что сейчас всех перестреляет и это будет очень больно. «Труповозки» подтянулись вплотную, из них полез с недовольным видом обслуживающий персонал – низшая каста выбраковки, клиническое дурачье и примыкающие к нему штрафники.

Задержанные наотрез отказывались утихомириться. Им было что терять: они тут вольготно устроились, соорудили какое-никакое жилье, имели в пригороде участки прикорма. Вероятно, они в этом году размечтались отгулять свое, пока холода не настанут, а там хоть трава не расти. Пусть даже выбраковка. Только до осени было еще далеко, и группа Данилова рухнула на аристократию помойки как гром небесный.

– Заткнитесь, гады! Палить начну – вспомните мою доброту! Маму звать будете! – надрывался Данилов, свирепо потрясая зажатым в руке игольником. – Мол-чать!!! Смирна-а!!! Уроды! Враги! Постреляю всех на месте!!!

Словно решив Данилова передразнить, один из бомжей дернулся всем телом, карикатурно всплеснул руками и опрокинулся назад. Толпа его не пустила, он съехал на землю. На лбу у «шутника» расплывалось красное пятно. И тут же рядом вскинулся еще один, которому пуля угодила в глаз. И третий начал падать на колени через долю секунды. И четвертый…

Ошарашенный Гусев напрягся и почувствовал: слева от него пусто. Так, а теперь и справа тоже.

За короткое мгновение, пока Гусев разворачивался и поднимал игольник, он уже понял, что сейчас увидит. И действительно: чуть позади на возвышении стоял Костик, в классической стойке для стрельбы с двух рук. Похоже, выбраковщик был абсолютно счастлив. Улыбаясь до самых ушей, он всаживал пулю за пулей в толпу.

Женька, рискуя схлопотать от друга выстрел в упор, уже лез по косогору вверх. Гусев подивился его глупости и нажал на спуск. Нужно было сделать это как можно быстрее, пока не подсуетился кто-нибудь чужой. Потому что ведущий за своих людей отвечает до конца. Короткой очередью по ногам он сбил Костика наземь. И чуть не прослезился от нахлынувшего отчаяния.

«Какой же ты законченный эгоист, Гусев! Потянуть время думал, подержать при себе парня. А вышло – ты его убил. Пусть не сегодня. Пусть не своей рукой. Все равно убил. Прикончил. Угробил. Похоронил. Забраковал. Козёл!!!»

На свалке вдруг оказалось много тише, чем раньше, только дружный топот множества ног приближался со всех сторон. И еще Женька бессвязно ругался, хлопая Костика по щекам, будто не понимая, что случилось.