– Этим займется следствие, – пообещал Гусев. – Гарантирую – если вас подставили, все будет хорошо. Вы получите компенсацию за моральный ущерб. Возможно, с вас даже снимут одно предупреждение. Лица, виновные в оговоре, будут жестоко наказаны. А пока – делайте, что я говорю. Мы уезжаем.

Юрин едва заметно кивнул. Похоже было, что он мучительно рассуждает: кинуться на обидчиков с кулаками или заплакать.

– Выполнять, – сказал Гусев. – Двигайтесь, Юрин. Выходим.

Любой нормальный человек на месте Гусева посоветовал бы Юрину не искать защиты у охранников: мало ли, что задержанному в голову взбредет, лучше уж предупредить. Но Гусев осознанно промолчал. Он недаром сказал «лица, виновные в оговоре», употребил множественное число. Если Юрин виноват, то намек, что обвинила его не только одна «блядь поганая», должен окончательно вывести клиента из равновесия. Нечего лишний раз подсказывать ему, что можно натравить охрану на выбраковщиков, а самому под шумок удариться в бега. И так догадается. Гусев поймал себя на том, что хочет стычки. Теперь, увидев изуродованную девчонку, – хочет. Он вернулся на работу, он вошел, кажется, во вкус.

«Стрелять в нехороших парней – неужели я всю жизнь к этому стремился? Разве я больше ни на что не годен? Да, но кто тогда будет стрелять, если я такой возвышенно-брезгливый? Другой, кого я не смогу контролировать. А вдруг однажды этот другой постучится в мою дверь? Если ты взял на себя право решать, кто хороший, а кто плохой, – будь готов, что тебя могут забраковать тоже. А значит, нужно становиться выбраковщиком самому. И это самый разумный выбор».

Юрин вышел из кабинета тяжелым волочащимся шагом приговоренного и сразу направился к лифту. Гусев махнул на прощание Лене, а сам мысленно отрепетировал, как рвет из кобуры игольник. Стычки в вестибюле было уже не избежать. Разумеется, ведь Гусев забыл очень важный момент: не выяснил, предупреждают ли охрану, что выходит президент. Ему ведь должны подогнать машину! «Непростительная ошибка, но уже поздно сворачивать назад. Я не хочу, чтобы этот урод поедал злобным взглядом убийцы Лену, которая будет звонить вниз и отдавать фальшивые распоряжения. Ей потом с этим взглядом жить и жить. Я слишком хорошо знаю, как это бывает: на тебя один раз посмотрели, а ты через пять лет просыпаешься в холодном поту. Ничего, справимся. Хорошо, что наручники клиенту не надели – уж больно поза скованная была бы… Или застегнуть его? А чего я так нервничаю, собственно? На проходной охранникам покажу значок – и никаких проблем».

И снова Гусев поймал себя на том, что хочет драки, хочет кого-нибудь подстрелить. «Окончательно с ума схожу, что ли?»

В лифте они спускались под шумное сопение Юрина.

Охрана заметила босса издали, от самого лифта, и отреагировала на его появление вставанием с мест и напряжением тел. Юрин пока вел себя разумно, надвигаясь на пост по центру коридора. Гусев и Валюшок шли следом, держась уступом, Гусев впереди и левее. Частично Юрин его закрывал, а самое защищенное место досталось Валюшку. Выбраковщики часто занимают безрассудные на первый взгляд позиции, заслоняя друг друга. При этом ухудшается обзор, сектора обстрела значительно сужены. Но, во-первых, такое построение сплошь и рядом сбивает противника с толку, он принимает тебя за идиота – а зря. Во-вторых, у людей из АСБ все просчитано заранее, они будут стрелять, а не отстреливаться. А в-третьих, если случится нештатная ситуация, кто-то обязательно должен остаться жив и завершить огневой контакт в пользу Агентства.

Сейчас все было бы ничего, вот только старый опытный боец держал в руке то, чего Гусев так опасался, – карабин «Сайга». Держал пока стволом вниз. Старый и опытный почуял неладное, но боялся перебдеть и огрести нахлобучку. Похоже, охране здесь платили неплохо, и начальник поста держался за свое место.