Вот они совсем близко, и я вижу безумие в широко раскрытых, почти круглых глазах женщин, вижу кровь вокруг их ртов – чья это кровь? Не станут ли пить мою?

Муж с виноградным венком на голове приблизился ко мне, неспешно оглядел с головы до ног, голосом негромким, спокойным спросил – кто я. Я назвала свое имя, указала, откуда я и чья дочь. Голос мой, в отличие от голоса собеседника, дрожал и срывался. Мне было стыдно, но ничего поделать с собой я не могла. А знаешь ли ты – спросил он – кто я. Нет, благородный муж, – ответила я, – не знаю, и даже не догадываюсь. Почему-то ответ мой развеселил странную свиту. Залились визгливым смехом кровавые женщины, заблеяли козлоногие. Но стоило мужу скосить на них взгляд – все смолкли.

– Я – Дионис, бог вина и виноделия. Не знать меня – невежество, не почитать – тяжкий проступок. А непочтительных людей друзья мои, сатиры и менады, – кивнул в сторону козлоногих и женщин, – разрывают на части и напиваются их кровью. А иногда я сам, когда у меня игривое настроение, превращаю их во что-то неприглядное, например, в болотных жаб или летучих мышей.

В подтверждение сказанного сатиры закивали головами, менады растянули окровавленные рты в жуткой гримасе. Старик на осле – в свою очередь – кивком подтвердил сказанное. От услышанного страх мой лишь усилился – не прикажет ли бог свите своей разорвать на части меня, не превратит ли в жабу?

Заметив на земле глиняную пластину, Дионис поднял ее, не испросив разрешения, стал читать. Закончив, с силой швырнул о большой, наполовину ушедший в землю камень – пластина разлетелась на мелкие куски.

– Поверь, Ариадна, твой случай вовсе не какой-то особенный. Неблагодарность – явление настолько частое в людской среде, что, скорее, правило, чем исключение. А значит, не следует произошедшее воспринимать слишком горестно. К тому же Тесей пообещал, и я ему верю, что не бросит тебя на произвол судьбы – пришлет за тобой корабль и отправит домой, на Крит. А значит, не такой он подлый и коварный, каким тебе видится.

– Но он бросил меня, царскую дочь, бросил, как последнюю девку… Дионис ухмыльнулся.

– Жена для мужа, желающего жизнь свою посвятить подвигам, а именно таков твой возлюбленный Тесей, – обуза. Стань ты его женой – сковала б по рукам и ногам, лишила б смысла жизни. К тому же – как это явствует из письма – он еще на Крите выказывал нежелание брать тебя с собой, и только твоя излишняя настойчивость не позволила ему поступить таким образом. Если ты, Ариадна, поняла мною сказанное, то простишь его. Хотя, сама понимаешь, – махнул рукой небрежно, – ему твое прощение…

Я осмелилась поднять взгляд на бога. Глаза его излучали спокойствие и глубину мысли, все же остальное выглядело каким-то несерьезным, даже дурашливым: полные румяные щеки, венок на голове с зелено-красными листьями и свисающими гроздьями винограда, жезл с большущей шишкой… То же самое свита, странная, противоречивая: музыка, песни, безудержное веселье, и тут же безумие, кровь…

– Но что же мне делать, Дионис. Я не хочу домой, на Крит, да и не могу. Отец не простит мне бегства с афинянином, а в гневе он способен на что угодно, даже убить меня, дочь свою.

И вновь ухмыльнулся бог.

– А ведь еще совсем недавно, до моего появления здесь, ты не только не боялась смерти, но и жаждала ее. Что же изменило твое к ней отношение?

Мне подумалось: я перед ним словно обнаженная – ему известны все мои мысли, чувства пожелания. Он знает обо мне все, знает и ответ на свой же вопрос. А посему, какой смысл отвечать?

На какое-то время смолкла беседа. Тут же смолкли менады, перестали играть сатиры, и на какое-то время тишина стала столь полной, словно нет на острове никого, ни единой живой человеческой души. Прервал ее Дионис.