Характер у меня был спокойный, но если кто-то на меня пытался давить, насильно заставлять что-то делать, то я мог стать просто бешеным. Мама говорила, что это проявляется польский гонор от моего деда Станислава Томашевича Бржозовского. Дед погиб во время войны, защищая Ленинград от немцев, и лично я его не знал.

Еще школьные хулиганы играли за ближайшими от школы дровяными сараями в «чику» на деньги. Ударом свинцовой биты-блинчика нужно было перевернуть лежащие на земле копейки. Кто перевернул, тот выиграл кон и забрал себе чужие копейки. Эта запретная игра мне также не нравилась, поскольку с ее помощью взрослые мальчишки ловко выманивали у доверчивых малышей данную им на завтрак мелочь.

Воспоминания о счастливом советском детстве с безвозмездным трудом на благо общества грели душу не мне одному. Несколько лет тому назад Республиканская госбиблиотека переезжала из старого здания на углу улиц Кирова (ныне Элизабетес) и Кр. Барона на новое место – в «Замок света», что построили в Задвинье. Надо было перевезти пару миллионов книг библиотечных фондов из одного здания в другое. Директор библиотеки А. Вилкс решил организовать акцию с бесплатным трудом по образцу нашего школьного сбора металлолома и макулатуры. Он призвал в СМИ на помощь добровольцев со всей республики, чтобы они выстроились в цепочку и стали передавать книги из рук в руки от старого к новому зданию библиотеки. Учитывая расстояние между двумя точками, добровольцев надо было собрать тысяч пять. К русским директор обращаться не стал, видимо, потому, что их, по Преамбуле к Конституции, только что объявили в государстве второсортным этническим элементом. Поэтому русские на эту благородную в целом акцию не пришли. Представителей коренного этноса пришло человек двести. Они поносили книги по Кировскому (ныне Верманскому) парку туда-сюда и быстренько разошлись. Навыки бесплатного труда на общее благо оказались в этой части общества утраченными.

Учеба в школе тем временем шла своим чередом. Мы осваивали математику, русский язык, историю, физику, ботанику, географию и прочие премудрости. Из школьных предметов мне больше всего нравились история и география. По истории я завел толстую амбарную книгу, в которую зарисовывал все схемы военных сражений, оружие и записывал «хитрые» военные приемы, вычитанные из книг. Географичка же так бойко перечисляла по памяти столицы африканских стран, реки и морские проливы, что мы подпадали под ее гипноз и тоже заучивали их наизусть. Удивительно, но по географии в классе не было двоечников и троечников.

Пионеры носили в школе на шее шелковый красный галстук. Его надо было гладить каждый день. Одноклассницы в черных костюмчиках, белых фартуках и красных галстуках выглядели очень симпатично. Парни ходили в темно-синих костюмах и светло-синих рубашках. Стрелки на форменных брюках из-за дешевизны материала никак не держались – гладь их или не гладь. А пионерские галстуки у мальчишек быстро становились словно пожеванными.

Вообще пионерская атрибутика – значок с пламенем костра, красный галстук, пионерские горн и барабан, красное знамя отряда – не была чем-то чужим. Пионерские линейки на школьном дворе или в актовом зале придавали торжественность началу учебного года и другим важным школьным событиям, и они не рассматривались нами как навязанные извне коммунистические обряды.

Мне очень хотелось стать горнистом нашего пионерского отряда, но со слухом дела обстояли неважно, поэтому право трубить общий сбор досталось однокласснику Саше Яшкову. Трубил он так себе, но при этом становился в картинную позу: приставлял левую руку к талии, высоко закидывал голову с приложенным к губам горном в правой руке. Наверное, этой картинной позе я и завидовал. А может, просто завидовал тому, что к Сашке льнули девчонки. Он в такой позе казался представителем творческой профессии – музыкантом. Точно уже не помню.