– Ты неверно истолковал мои слова. Похоже, она сможет преподать мне урок истории.

Жозетта сидела на одном конце плоскодонной лодки, в то время как Алексия стояла на другом ее конце и, ловко орудуя длинным шестом, направляла легкое суденышко по течению руки вглубь болот. Казалось, она была рождена с веслом в руках.

Вдоль поросшего кипарисами берега по мутной поверхности скользнул и исчез под водой крокодил. Еще один высунул голову совсем рядом и сверкнул зелеными глазами. Хищная тварь посмотрела на сидящих в лодке так, словно они были ее потенциальным обедом. Жозетта передернулась, а Алексия не обратила на крокодила внимания и спокойно направила лодку мимо. Она набрала полную грудь воздуха, вздохнула, и ее щеки залил жизнерадостный румянец.

При виде радости Алексии, возвращавшейся на болота, грудь Жозетты сдавило болью. Да так сильно, что она едва не лишилась способности дышать. Сколько она себя помнила, они с Соланж всегда мечтали сбежать из своего дома на болотах. Чего нельзя было сказать об Алексии. Что нужно для того, чтобы заставить ее возжелать другой, лучшей судьбы, прежде чем бабушка окончательно подчинит ее своей воле?

Рано или поздно Кэмерону Андрузу придется взглянуть правде в глаза. Ему придется забрать Алексию, пока не поздно. При мысли о нем низ живота Жозетты обдало жаром. Нет, так совсем не годится.

– Ты больше не будешь ездить сюда одна, Алексия.

– Хочешь сказать, по вечерам? Ведь сейчас белый день. К тому же никто в этих краях не умеет обращаться с лодкой ловчее меня. Ну, разве что Рене и Бастьен. Ведь это они меня обучили.

– О, ради бога, Алексия, перестань разговаривать на диалекте. Меня ты не проведешь. Ты разговариваешь так, чтобы досадить своему отцу, верно? Твой говор действительно сводит его с ума, так что прибереги его для maman и своих дядюшек. С меня тоже хватит. Я слишком много сил потратила на то, чтобы отучить тебя от этого.

Алексия поджала губы, словно пыталась сдержать улыбку. Она ничего не сказала, лишь посмотрела своими проницательными янтарными глазами на мутную поверхность воды и принялась орудовать шестом на широкой излучине.

Вскоре среди сосен показалась покосившаяся хижина с покатой крышей, спускавшейся на широкое крыльцо, растянувшееся почти на всю длину хижины. В кресле-качалке сидел босоногий мужчина, одетый в одни лишь холщовые штаны. В руке он держал бутылку со сваренным Люсьеном самогоном. Прищурившись, он посмотрел на Жозетту, а потом перевел взгляд на девочку в мужской одежде, по спине которой спускалась длинная темная коса. С языка незнакомца слетела какая-то непристойность.

– Ты слышала это, Алексия? Ему нужна ты, а не я.

– Что ж, в таком случае мне придется носить с собой нож. Свой я утопила в море. Попрошу новый у maman или Рене.

– Ни днем ни ночью ты больше не будешь разгуливать по улицам одна. Ты уже достаточно взрослая, и мужчины замечают это. Я буду тебя сопровождать. И никто другой.

– Даже Рене? – Алексия надула губы, однако глаза ее озорно блеснули. – Merde, ma tante. Он же твой родной брат. И не сделает мне ничего дурного. Во всяком случае того, о чем ты подумала.

Будь она проклята, если покажет Алексии, как раздосадована ее нежеланием разговаривать на нормальном английском языке.

– Не говори глупостей, – произнесла Жозетта. – Рене любит тебя как родную дочь, но его благоразумие куда-то улетучивается, когда дело касается твоего благополучия.

– Он отнюдь не глупец, ma tante, и прекрасно обо мне заботится.

Жозетта поправила шляпку и, прищурившись, посмотрела на Алексию.

– Твой дядя и глазом не успеет моргнуть, как ты вляпаешься в какую-нибудь историю. Он знает, что ты взрослеешь, но при этом ошибочно полагает, что ты сможешь за себя постоять. Если тебя окружат десять пьяных мужчин, посягающих на твою добродетель, тебе не спастись. И Рене тоже не сможет помочь. Он лишь в очередной раз извинится и скажет, что недооценил серьезности ситуации. Только вот его извинения не помогут, если тебя убьют или продадут в верховья реки.