Постепенно боль притупилась, ушла куда-то вглубь, и уже реже наворачивались слезы, и чаще стала появляться улыбка. Спустя два года по весне она вновь ощутила ласковое тепло солнца, заметила нежную зелень листвы.

Однажды, в каком-то неожиданном порыве, вдруг зашла в цветочный магазин и купила красивый букет белых хризантем. Возвратившись домой, распахнула окна настежь и с удовольствием смотрела на таинственный вальс золотистых пылинок, которые безмолвно кружили и кружили в солнечном луче. И нежная зелень за окошком, и танцующие пылинки, и букет в старинной хрустальной вазе вызвали острое желание жить. Именно жить, а не существовать, жить, а не быть в том, сонно-роботном состоянии, в котором была до сих пор.

Когда-то в детстве Нине попалась книга античных мифов, с которой она не расставалась несколько лет, читала и перечитывала. Особенно ее поразил рассказ о сказочной птице Феникс, обладающей способностью сгорать и снова возрождаться из пепла.

Детское сознание ярко рисовало как гордая птица, почувствовав немощь и старость, на закате солнца приносит в свое гнездо горящую лучину, вплетает ее в сухие ветки, и свернувшись калачиком, устраивается на самом дне своего жилища. Сухие ветки гнездышка вспыхивают, ветер раздувает огонь, ерошит перья птицы и вот уже не разобрать – языки пламени, или огненные перья гордого непокоренного орла колышутся. Постепенно черная темнота ночи окутывает живой костер, укрывает плотной завесой таинство происходящего.

И как только первый луч солнца, разорвав тьму, озаряет своим волшебным светом землю, свежий утренний ветерок сдувает серый пепел неостывшего костра. Солнце поднимается выше и выше, все дальше и дальше прогоняя черноту ночи. Его лучи скользят по вершинам гор, по воде, по траве, по стволам и листве деревьев, наполняя их силой и жаждой жизни. Вот они достигли гнезда, осветили маленький комочек, и он, согретый божественным теплом, напоенный солнечным светом вдруг шевельнулся, затрепетал, ожил. Еще немного, еще мгновение и гордая птица стряхнула с себя остывший пепел, расправила крылья, гордо выгнула голову и издала победный клич! Здравствуй солнце! Я живу!

Погода не баловала Нину в этот приезд. Однако туман и мелкий дождик – такие привычные для петербуржцев атрибуты – не изменили ее планы. Просыпалась она рано утром и, одевшись по-спортивному: ветровка, джинсы, кроссовки – отправлялась в полуторачасовую прогулку по полупустынным улочкам. В этом бродяжничестве была своя прелесть.

Укутанный туманом город кажется загадочным и таинственным. Вот, разрывая седые клочья, покачиваясь, выплывает огромный корабль, на палубе которого мелькают редкие огоньки, и чудятся шаги вахтенных, и срываются в туман запоздалые удары колокола, и сердце замирает от наползающей громадины. Но шаг, два – и корабль исчез, растаял, и глаза различают угол огромного, серого дома, в окнах которого вспыхивает свет. Город просыпается. А вот легкий парусник, покачивается на пенных водах, спешит куда-то вдаль. Мгновенье – и растаял в дымке, а на его месте вырастает красивая колокольня собора.

Надышавшись туманом и свежим морским ветром, она возвращалась в гостиницу, наскоро завтракала в буфете и спешила на конференцию. В первый день с огромным любопытством и вниманием вслушивалась в речи выступающих, пытаясь отыскать ответы на многие интересующие ее, да и не только ее, вопросы. Однако на второй день поняла, что ничего нового для себя здесь не почерпнет. Как на всех городских семинарах, так и на этой – региональной конференции, люди, далекие от практики, пытаются с умным видом рассуждать о пользе тех мифических идей, которые они создали в своем сознании, совершенно не задумываясь о практическом применении и реальной пользе фантазий о преобразовании мира. И ей стало скучно. Утром она отмечалась в списках прибывших, послушно отсиживала до первого перерыва и, часов в двенадцать, потихоньку, незаметно уходила.