С недовольной миной открыл он дверь в детскую, где Лиза о чём-то оживлённо разговаривала с Тимкой.

– Елизавета Петровна, – обратился он к ней подчёркнуто официально, – у меня есть к вам очень важный разговор.

От сурового тона в его голосе девушка вздрогнула, растерянно заморгала, и как ученица на учителя виновато снизу вверх посмотрела на него. Они прошли в дальнюю комнату. Он приблизил к ней своё гневное лицо и, чеканя каждое слово, произнёс:

– Скажите, пожалуйста, Елизавета Петровна, у вас какие прямые обязанности?

– Мои обязанности, – робко пролепетала напуганная девушка, – подтянуть мальчика по математике.

– Правильно. – Он смотрел на неё из-под насупленных бровей. – А разве кто-нибудь уполномачивал вас рыться в чужих вещах?

Девушка, как нашкодивший ребёнок, принялась оправдываться:

– Я не рылась, просто ваши вещи лежали на виду в ванной. Вот я и решила их постирать. Они же были грязные, я подумала, что вам некогда.

– Так вот, хочу вас предупредить, чтобы я больше не сталкивался с подобными фактами. Мне от вас дополнительных функций не надо, – холодно заключил он, однако на миг ему стало жаль её. Он подумал, что не слишком ли он строг с ней, ведь она так старается для его сына.

«Зато теперь будет знать, как совать свой нос, куда её не просят», – злорадно говорил ему другой голос.

Подавленная от его несправедливых нравоучений, Лиза молча собрала учебники, взяла портфель и, тихо попрощавшись с детьми, направилась домой. Из окна Игорь видел, как девушка с поднятым воротником стояла на углу и, очевидно, ждала автобуса. Она жила на другом конце города. А день был промозглый, ветреный.

«А ведь я мог бы хоть иногда подвозить её до дома», – шевельнулась у него мысль. Он зябко поёжился и с явно испорченным настроением резко задёрнул штору.

Время шло к ужину. Он с сожалением подумал о том, как плохо всё-таки без хозяйки в доме; мысль эта и раньше его посещала, но он как-то не придавал ей особого значения.

Он громко позвал детей к столу, но никто не отозвался. Встревоженный, он направился в детскую, и вот какую картину там застал. Тимка ничком лежал на кровати и буквально захлёбывался в плаче. Оксанка сидела рядом и, как большая, гладила его растрёпанные волосы и утешала:

– Не плачь, Тима, не плачь!

– Это что у вас за концерт! – шутливо сказал он и хотел повернуть сына лицом к себе, однако мальчик упорно сопротивлялся и ревел ещё больше, он, казалось, прилип к подушке.

– Да в чём дело, наконец, – рассердился Игорь, – это что – заговор против своего папки? Если ты, сын, немедленно не успокоишься и не расскажешь толком, что случилось, то я сейчас же уйду, и вы останетесь дома одни.

Надо сказать, что время от времени он прибегал к подобным угрозам, зная, что никогда их не осуществит. Зато на детей эти слова действовали просто магически. Перспектива ночевать одним их сильно пугала. Вот и сейчас мальчик мгновенно умолк и оторвал от подушки своё хмурое, мокрое, распухшее от слёз лицо.

Как затравленный зверёк смотрел он на отца.

– Зачем ты ругал тётю Лизу! Я всё слышал! Она больше к нам не придёт!

– Не придёт, – поддакнула и малышка, комично вздыхая, – а она мне конфетку вкусную давала!

К удивлению отца, в последнее время дети были весьма солидарны друг с другом.

– Почему вы думаете, что она не придёт? – неуверенно произнёс он.

– Потому что лицо у неё было грустное-прегрустное! И она попрощалась со мной за руку, раньше она так не делала, – сердито доказывал Тимка.

Однако, несмотря на опасения сына, репетиторша явилась к ним на следующий день как ни в чём не бывало. Правда, с Игорем она поздоровалась довольно сдержанно, а вот ребят одарила светлой улыбкой.