Сима Лёше с первого взгляда не понравилась. Потому что самостоятельная, свободная, сильная духом. Она всегда поддерживала меня, когда я шла Ершову наперекор, и его это раздражало. Как он только о ней ни отзывался, а теперь вот улыбается…

— Алиш, я тебя не брошу, слышишь? Это мой ребенок, Алин. Моя кровь.

— А что, если я не хочу этого ребенка? — спрашиваю, а сама смотрю в окно. Небо серое. Вороны кружат.

— Ты несерьезно сейчас?

Пожимаю плечами.

— Если ты сделаешь, — замолкает, хоть и начинает очень грозно. — Ты же понимаешь, что нам свыше сейчас шанс дают. Наладить все, стать настоящей семьей. Ты, я и наш малыш.

Лёша сжимает мою ладонь, морщусь, но он делает вид, что не видит.

— Никаких женщин. Я тебе клянусь. Никаких женщин кроме тебя. Никогда. Я многое понял за эти недели. Ты всегда рядом была, такая уютная, родная, спокойная. Дурак, которому захотелось веселья, разнообразия… Дурак, Алин. Что с меня взять?

Ершов опускает взгляд и качает головой, выглядит все это так, будто ему и правда жаль. Так, будто он и правда раскаивается.

— Я тебя люблю, Алинчик. Не молчи, скажи что-нибудь!

— Уйди, пожалуйста. Просто уйди. Мне тошно на тебя смотреть после всего.

— Понимаю. Уйду, но вечером заеду. Что тебе привезти?

— Ничего мне не надо. Просто выйди за дверь.

Психую, вырываю свою руку из его ладони и отворачиваюсь к стенке.

Ершов уходит, а сразу, как за ним закрывается дверь, в палату заглядывает доктор.

— Алина, у вас все хорошо?

— Да, все отлично, — переворачиваюсь на другой бок, чтобы ее видеть.

— Выглядите сегодня получше. Как спалось? Живот не тянет?

— Нет, живот в порядке. Спалось плохо.

— Переживаете?

Молчу. Не хочу, чтобы она лезла в душу.

— Как я поняла, у вас проблемы с мужем.

— Что-то вроде того.

— Мужчины, — вздыхает. — Переживает он за вас. Нервничает. Я надеюсь, вы сгоряча никаких решений принимать не собираетесь?

Ловлю взгляд врача. Обе понимаем, о чем она.

— Еще не решила.

— Алина, вы молодая, прекрасная девушка. Вы не одна. У вас есть муж, семья. Вы будете прекрасной мамой. Аборт в вашей ситуации — не выход. Вы злитесь на мужа, но, если решитесь избавиться от ребенка, легче вам не станет, уж поверьте. Винить себя потом будете.

Сглатываю, подтягиваю плед к подбородку и отворачиваюсь.

Слова врача преследуют весь оставшийся день.

Появление Лёши вечером только усугубляет ситуацию. Он снова улыбается, снова говорит о том, что любит. Рассказывает, что уже придумал план детской и нам нужно его обсудить.

Его уверенность не просто убивает, она деморализует настолько, что я уже не понимаю, где реальность. Что, если все это мне снится? Ну не может человек, унижавший меня, по щелчку пальцев стать другим. Не может же…

Оставшиеся два дня, в каждый Лёшин приход, я притворяюсь спящей, не хочу с ним общаться. Но он продолжает приходить, а в день выписки вообще приезжает с огромной корзиной цветов. Такие он дарил мне на этапе зарождения наших отношений. Он тогда был очень галантным. Щедрый на подарки и комплименты, понимающий, поддерживающий любые разговоры. Одобряющий все мои идеи, но, как только в наших паспортах появились печати о браке, все перевернулось с ног на голову.

— Спасибо вам, — Лёша благодарит врача, вижу, как сует ей деньги в карман, и та начинает улыбаться еще шире. — Условия отличные. Персонал на пятерку, — продолжает нахваливать. — Алин, я помогу, — выхватывает у меня сумку. — Идем.

Вступать с ним в схватку за сумку кажется мне бредовой идеей, по крайней мере в больнице.

Мы спускаемся на лифте в просторный светлый холл. Лёша открывает для меня двери на улицу, поддерживает под локоть на ступеньках крылечка, взахлеб рассказывая, как хорошо мы теперь будем жить.