4. Глава 4

Крыс уверен, что достанет меня везде?

Понимаю, что мне совершенно необходимо срочно посоветоваться с кем-то опытным, взрослым, кому можно доверять, о том, как мне вообще жить дальше. Вот только к кому пойти? К бывшей любимой учительнице? К сегодняшнему куратору в универе? К соседям? Не слишком удачный выбор, похоже.

К тому же, я пока просто не могу произнести в адрес любимого дедушки слово «умерший» или «покойный» - это к нему совершенно не подходит. Он всегда полон энергии, увлечен чем-то новым… был, наверное. Если на телевидении не ошиблись.

Мобильный продолжает биться в конвульсиях, и вдруг городской телефон начинает его поддерживать пронзительной третью. Подхожу к аппарату – на экране определителя высвечивается имя и фамилия дедушкиного начальника. Мы с ним немного знакомы.

Снимаю трубку.

- Аня Семенова? – узнаю голос.

- Да, - отвечаю шепотом, уже догадываясь, к сожалению, что он скажет; сердце ухает вниз, как с ледяной горки, и горло сжимает, словно в тисках.

- Прими мои соболезнования – я только что узнал. Такой человек ушел! Это целая эпоха, – вот первые хорошие слова про моего родного человека, которые я слышу за последнее время. - Ты не волнуйся и не суетись – организацию похорон и все затраты завод возьмет на себя. Только подбери фотографию для памятника.

Значит, это правда. С минуту, наверное, я не могу ни ответить, ни двинуться с места. Потом хочу попросить его о встрече, но тут же понимаю, что этот хороший человек мне не помощник против Крыса, хотя бы потому, что тоже имеет отношение к тем самым совершенным замкам.

- Хорошо, - отвечаю.

Я отлипаю от трубки и осознаю, что дома тревожная тишина - мобильный подозрительно перестал звенеть. Мне почему-то кажется, что это плохо, словно тот, кто не смог дозвониться, вот-вот приедет навестить меня сам.

Тут опять звонит стационарный телефон, но на этот раз номер не определяется. Я понимаю, что мне точно надо отсюда бежать, и вот сейчас придумала, куда. Вызываю такси, но не сетевое, а попроще, строго настояв, чтобы меня ждали с обратной стороны дома.

В большую спортивную сумку бросаю самое необходимое - немного одежды, обуви и белья, телефон, ноутбук, документы и альбом с семейными фотографиями – там еще классные свадебные фото моих папы и мамы есть.

Деда не любил фотографироваться – утверждал, что не фотогеничен, что снимать надо молодых. Но два портрета, которые когда-то делал профессиональный мастер для доски почета, есть. Оставляю один на видном месте. Второй целую и забираю с собой.

Лью кофе в термос, слегка обжигаясь в спешке, кидаю в пакет все, что можно из еды. Наличных денег немного, но банковские карточки – две дедовых и моя социальная - так и остались после ареста лежать на своем месте в секретере, только вдруг на них уже пусто? Засовываю их во внутренний карман сумки.

Еще беру с собой, конечно, бинокль и дедушкин складной нож. Ненадолго заглядываю в ванную комнату – пришла в голову интересная мысль…

Черной траурной одежды у меня почти нет, не обижайся там у себя на небе, пожалуйста, дедуля! Не раздумывая, быстро надеваю то, что висит на стуле - в чем была вчера в клубе. Окидываю прощальным взглядом свою комнату - жаль, что нельзя унести с собой всю жизнь.

Выволакиваю сумку, запираю дверь и, на всякий случай, спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к движению лифта. Вижу сообщение от такси, что оно уже ждет, это хорошо.

В нашем подъезде есть так называемая колясочная – общая комната на первом этаже, где жители хранят велосипеды, санки и так далее. Ее окно выходит на сторону, противоположную выходу на улицу.