– Вы спрашивали про сигнализацию. Я ее включал. У охранника что-то там стряслось. Он убежал домой. Все вышли из музея. Я нажал на кнопки и быстро вышел, чтобы запереть двери, иначе тут бы уже все завыло.

– Завыло? – я плохо соображаю, потому что смотрю, как он поедает пирожное, черт его побери.

– Если входные двери остаются открытыми, сигнализация начинает пикать. Противно довольно, – он смотрит на меня и снова откусывает пирожное. У Дмитрия белоснежные зубы и кусает он тоже сексуально, отчего хочется, чтобы он чуть укусил и меня. Вампир, блин. – Ну и тут же звонят из полиции. Меня предупредили. Типа, если провозишься, то они позвонят. Надо будет доказывать, что здесь все в порядке.

– Как же кто-то смог пройти? – я уткнулась взглядом в тарелку, но вижу его пальцы, длинные, как у пианиста. Ага, пловец, пианист, экскурсовод. Вот наградила природа мужика внешностью! И, видимо, умом тоже.

Он пожимает плечами и отправляет в рот последний кусок пирожного.

– Самому интересно. Однако я не следователь. И мне пора, – он встает, а потом резко наклоняется и шепчет в ухо: – Удачи и приятного.

– Спасибо, – я отвечаю, не глядя на него.

Он выходит из кафе, а я заправляю обратно за ухо прядь, которую сдуло его дыхание.

Оказавшись наконец на улице, я щурюсь на солнце. Целый день в помещении с неярким искусственным освещением, и даже вечернее солнце кажется, что слепит. Надо пройтись. Вроде спорт или энергичные прогулки снимают сексуальное напряжение.

Быстро иду по верхней набережной. Как спортсмен. Я обгоняю прохожих, медленно бредущих по тротуару, любующихся на Волгу с одной стороны, и на здания с другой. Мне не до красот, хотя я обожаю свой город. Ближе к Чкалову замедляю шаг. На Большой Покровской вливаюсь в поток людей. Сердце стучит ровнее. Что же меня так привлекает в Диме – про себя я позволяю его называть не полным именем. Красота? Нет, не то, что он идеальный красавец. Скорее, какая-то внутренняя энергетика, бешенная сексуальность.

По моей руке словно пробегает ток – я опять вспомнила его прикосновение. И всплыла картинка, как он слизывает крем. Вообще-то, как мальчишка. Почему же это так стягивает низ живота… Какие бабочки?! Нет, я бы никогда не сравнила желание, сексуальное влечение с летающими в животе бабочками. Б-р-р!

Я покупаю мороженое, чтобы охладить тело и мысли. Сажусь на лавочку.

Кафе и рестораны уже выставили столики на улицу. Я наблюдаю за людьми. Кто-то ест, кто-то пьет вино. Кто-то один, но большинство парами. Конечно – вечер пятницы, время романтики, не для одиночек типа меня. Смотрю на мужчин. Никто даже близко не возбуждает так, как Дима, хотя симпатичных мужиков довольно много.

Сейчас я доем мороженое, дойду до метро и поеду в Сормово. Живу я там, рядом с судостроительным заводом, где всю жизнь работали родители. А я работаю в центре, поэтому на меня и повесили расследование тупиковой кражи века.

Дома я смотрю в пустой холодильник – опять забыла что-нибудь купить. Ничего, для таких случаев у нас есть пельмени. Пока они варятся, пишу в блокноте «компромат» на Диму: работает недавно, не из Нижнего (ага, это ему в минус – я уверена, что местный драгоценности из музея не украдет), уходил из музея последним, ставил здание на сигнализацию. Потом добавляю: явно ко мне кадрится. Почему это компромат? А потому что хочет втереться к следователю в доверие, знать, как идет расследование.

Ну да, еще и замутить мне мозги, чтобы я только о сексе думала. Это, оказывается, реально отвлекает.

Во сне мне снится, как мы занимаемся любовью на столе, покрытом зеленым сукном, натурального дерева, конца девятнадцатого века. За которым купец вел свои счета. На пол падает чернильница, какая-то толстенная книга. Я громко кричу от его ласк и вот-вот улечу, но начинает звенеть сигнализация…