Он ставит меня рядом с собой.

– Начнем. Итак, усадьба была построена в семидесятых годах девятнадцатого века… – его голос завораживает. Я стою напротив группы и вижу, что женщины аж пожирают Дмитрия глазами. – …купец Рукавишников перестроил купленный дом в стиле эклектики, надстроил третий этаж…

Я знаю всю эту историю, но даже если бы хотела слушать внимательнее, не смогла бы сосредоточиться на словах. Заставляю себя думать о деле. Надо понять, кто мог проникнуть в усадьбу, обойдя охранную сигнализацию на входе в здание, потом в хранилище, и, наконец, открыть сейф.

Дмитрий ведет нас из зала в зал. Везде он обязательно смотрит, где я. Сначала я пыталась прятаться среди туристов, но он каждый раз выводил меня вперед. Поэтому я на это плюнула, и сама становлюсь возле него.

Сердце стучит. Я хмурюсь. Сложно думать об ограблении, когда тебя так возбуждает мужчина.

Мы на третьем этаже. Временная выставка посвящена фарфоровой посуде. Изысканные блюда, тонкие чашки…

– Вот здесь накрыт стол для ежедневных обедов, – комментирует Дмитрий. – А вот этот мы накрыли так, как это делали для приема гостей. В витринах вы можете увидеть и другие предметы, которые использовали на кухне, в столовой, в гостиной.

– Говорят, музей ограбили, – подает голос грузный мужчина лет пятидесяти. – Это правда, что осенью не будет выставки драгоценностей?

– К сожалению, это правда, – кивает Дмитрий с печальным выражением лица. – Но бравые следователи работают, – он выразительно смотрит на меня, – Надеюсь, украденное к осени найдут, и выставка состоится.

После экскурсии я брожу одна по музею. Не могу о нем не думать, но мне сейчас проще – Дмитрий ушел встречать следующую группу. Его голос звучит в голове. Мне хочется отвлечься от голоса, от ремня, обхватывающего его бедра, от длинных ног в узких потертых джинсах, от рубашки, расстегнутой на груди. Никогда я не испытывала такого возбуждения. К тому же, сейчас это как-то не вовремя.

– А кто ставил музей на сигнализацию в день ограбления? – спрашиваю у охранника.

– Дмитрий. Мне пришлось уйти чуть раньше. Но тут особо ума не надо. На щитке нажать три кнопки и все дела, – он смеется. – Хранилище закрыл Палыч… Простите, Олег Павлович. Он у нас главный хранитель музейных предметов. Когда все вышли, Димка включил общую сигнализацию.

– Ее легко отключить? Если открыть дверь в музей?

– Не. Я уже думал про это. Пока вор будет пытаться отпереть входную дверь, уже сработает сигнализация. У нас после ее включения, есть три минуты, чтобы запереть входную дверь. Потом она автоматически активируется. Утром, когда мы приходим, я должен за те же три минуты ввести код на пульте. И сигнализация выключается. Код меняется ежедневно. То есть, вору надо уложиться в три минуты, чтобы вскрыть замок и ввести код. А тут ведь еще и камеры стоят. И потом, в полиции увидят, что сигнализация отключена. Ночью. И они тут же приедут проверить, что случилось.

Да, загадка!

– Ирина, не хотите кофейку? – знакомый голос вырывает меня из раздумий над возможностями проникновения в музей. Мне бы перестать впадать от этого в ступор. – У меня перерыв буквально десять минут. Пойдемте в наше кафе посидим.

Я соглашаюсь. В кафе Дмитрий берет нам по чашке капучино и по пирожному. Попытки отдать ему деньги ни к чему не приводят.

– Ира, вы сладкое любите? – спрашивает он и слизывает шоколадный крем со своего пирожного. Лучше бы он этого не делал. Мне тут же захотелось, чтобы он меня поцеловал. И его язык поделился бы со мной шоколадом. – Простите, не удержался! Обожаю шоколадный крем!

– Люблю, – тихо отвечаю я севшим голосом и вонзаю ложку в пирожное.