– Я не понимаю, откуда вы взяли мысли о внешней разведке? Где разведка и где я со своими сырками?

Он промолчал. Но я не успокоилась.

– Говорите прямо, Рафаэль. Мы же работаем с вами вместе, я пойму, – постаралась я мягче на всякий случай. Мягкость и с психом прокатит, и вину загладит – на случай, если он знает, кто мой папа. Ну и вообще, сила женщина в её кошачести: то когти выпустить, то промурчать, то в клубок скрутиться и спинку выгнуть.

Наши глаза встретились, и я еле заставила себя не опустить ресницы. Всё-таки какой он огненный! Может, в этой огненности есть что-то опасное?

Но он снова обернулся на шум машины на дороге из Подтёлково, напряжённо проследил за промелькнувшим за заснеженными еловыми ветками чёрным Мерседесом и снова вперился в меня.

– Вы видели раньше эту машину?

Я пожала плечами.

– Да мало ли чёрных Мерседесов?

– А мужчину, эдакого богатыря, где-то на пол головы выше меня, крепкого, с рыжеватыми усами, квадратной челюстью и немного красной кожей? Видели здесь, в Подтёлково? Или ещё где-нибудь сталкивались?

Я моргнула.

– Он шёл вам навстречу в сельской администрации, – добавил Раф.

И я рассмеялась с облечением.

– Вы об Андрее Степаныче? Ох, ну вы меня напугали, Рафаэль! Конечно, это Андрей Степаныч, я его знаю!

– Откуда? – взгляд Рафа стал колючим.

– Это сват главы. Корнилюк нас познакомил. Недавно из города переехал. Этим летом только. Но при чём тут внешняя разведка?

Раф отвернулся. Помолчал, потом бросил:

– Да так.

Нам обоим положена медаль за откровенность. Впуклая.

Выдохнув, Раф вышел из машины. Открыл передо мной дверцу и протянул руку:

– Возможно, тревога была ложной.

Я опустила пальцы в горячую, твёрдую ладонь с мозолями на подушечках у основания пальцев и, опираясь на неё, ступила в сугроб. Мы оказались с Рафом совсем рядом. Моё сердце замерло от волнения. Он заботливо поддержал меня под другой локоть, чтобы не упала на каблуках по наледям и снегам, ёлка стряхнула мне холода за шиворот, и морок пропал. Впереди дела, Хорьков и разговоры про молоко. Я села за руль, Раф рядом. Буркнул на втором повороте:

– Извините.

На третьем:

– Но я всё равно буду следовать рядом.

Через заснеженный лужок:

– Бережёного Бог бережёт. – Ничуть не расслабленно.

Я почувствовала угрызения совести: и так человек нервный, а я тут ему ещё и свинью в виде дополнительных стрессов подсунула. Точнее себя, как экземпляр для охраны. Воистину «причинять добро» – это про меня придумали. Чтоб мне сырков больше не есть! И горячим чаем не запивать…

Солнце светило чудо как хорошо! Снег сверкал бриллиантовой россыпью на земле, а по моей коже бежали мурашки от осознания того, что Раф так серьёзно принялся меня защищать. Пусть и не от кого пока было, но приятен сам факт! Очень-очень хотелось, чтобы Рафаэль на самом деле меня спас.

Для самого себя – в качестве компенсации застарелой вины в той трагедии. Пусть бы почувствовал себя свободным и зажил полной жизнью! Так хочется!

Для меня – я просто умру от счастья, правда!

Хоть нанимай злоумышленников, если никто на меня нападать не будет! Интересно, сколько это стоит? И как деньги провести – через договор подряда на театрализованное представление с последующим медицинским обслуживанием? Хм…

Врать, конечно, нехорошо. Я опять скосила глаза на моего спутника, но ведь уже есть результат! Он побрился, постригся и совсем не похож на бомжа в замызганной куртке, присыпанной строительным мусором. Ничего не знаю: это мне плюс в карму.

Жаль только, Раф даже саркастически перестал улыбаться и по-прежнему был напряжён. Совесть вновь стукнула меня клювом дятла по затылку. Удивительное дело, как меня чувствами разрывает с момента, когда я встретила Рафаэля – не просто по синусоиде – вверх-вниз, а синус-косинус одновременно. Не замкнуть бы! В общем, теперь меня мучила ответственность за то, что я его втянула.