– Ах, какая ты у меня красавица! – восхищенно воскликнул отец, любуясь дочерью. – Пойдём скорее, а то опоздаем к службе.

– Говорят, слуги государя к нам прибыли, – вполголоса шепнула Ксения, – шастают по дворам, проверяют, рыскают кругом, как у себя дома хозяйничают.

– Тише, тише дочка, – ответил отец, оглядываясь по сторонам, – в нехорошее, злое время живем. Того и гляди в изменники запишут.

Боярин нахмурился. Слухи о царских опричниках, словно зимний ветер, проникли в каждый уголок их вотчины. Недобрый знак, предвещающий перемены. Он поспешил укрыть дочь под теплой шубой, и они вышли во двор, где их ждали сани, запряженные тройкой вороных.

Пока сани скользили по заснеженной дороге к церкви, Ксения не переставала смотреть по сторонам. Замечала угрюмые лица крестьян, перешептывания у колодцев, настороженные взгляды, которыми их провожали. Страх витал в воздухе, пропитывая все вокруг.

Отец с дочерью поднялись по каменному высокому крыльцу в храм. Служба уже началась, и в церкви народу было столько, что все толкались.

– Не отходи от меня, – велел Захар Васильевич дочке.

В церкви было людно. Молитвы звучали громче обычного, словно люди пытались заглушить тревогу в своих сердцах. Боярин Самохин стоял в первом ряду, смиренно склонив голову, но Ксения видела, как напряжены его плечи, как сжаты кулаки. Она знала, что отец переживает не только за себя, но и за будущее их рода, за судьбу их земель.

От спертого воздуха лампадок, да множества людей Ксения почувствовала слабость. Отец, погруженный в беседу с бояринома Астафьевым, внимательно слушал его шепот. Не желая прерывать важный разговор, Ксения тихонько, стараясь не потревожить никого, вышла на крыльцо. Глубокий вдох морозного воздуха мгновенно принес облегчение. – Что же вы на улице, в храм не заходите? – раздался голос поднимавшегося по ступеням молодого человека, облаченного в соболью шапку и черный парчовый кафтан, подбитый мехом.

– Душно там, – отозвалась Ксения и отвернулась, не желая встречаться с незнакомцем взглядом.

– А я уж подумал, не еретичка ли ненароком? – Не унимался мужчина.

– Душно мне стало, разве не поняли меня?

Мужчина потёр усы и небольшую бородку, усмехнулся и с лукавой улыбкой продолжил вести беседу.

– Чья ж ты будешь, красавица?

– Отцова, – не поворачиваясь, ответила Ксения.

– Ух, ты?! Не только красива, но и дерзка, как я погляжу. Как имя твоё?

– Ксения. – Понимая, что незнакомец не отступит, решила назвать своё имя девушка, – дочь боярина Захара Васильевича Самохина.

– Самохина? Слышал о нем, – так же с ухмылкой ответил мужчина, – стало быть, Ксенией Захаровной величать.

Ксеня повернулась и гордо посмотрела на любопытного незнакомца. И в этот самый миг взгляд светло лазоревых глаз девушки встретился с карими, словно цвет темных вод реки Волховец, глазами мужчины. Миг, но в душе девушки что- то случилось. Сердце застучало так сильно, что на мгновение Ксеня подумала, что его стук слышат все. Комок подступил к горлу. А по животу началось разливаться странное тепло.

– Дозволь и я представляюсь, – снимая шапку и кланяясь в знак почтения, сказал незнакомец, – Даниил Владимирович Воронов, слуга государя нашего Ивана Васильевича.

– Опричник? – Изумилась Ксения, никогда раньше не видевшая опричников, и тем больнее разговаривая с ними.

– Он самый, – с гордостью в голосе, проговорил Даниил, – а ты что ж испугалась?

– Нет, – стараясь не показывать свое отношения к опричникам, ответила Ксеня.

Даниил Владимирович происходил из древнего рода Вороновы – Кобриных. Род этот славился своей храбростью и преданностью государю, хотя и были в истории семьи и темные пятна, о которых предпочитали не вспоминать.