Хуже, гораздо хуже! Страшнее.

Придавливая меня этим своим взглядом , как плитой бетонной, и, даже если бы я решила сейчас подняться, то ничего не получилось бы. 
А затем он приподнял меня за подбородок властным жестким движением. Наверно, подумал, что я хочу взгляд отвести. 
Я хотела. Но не могла.
Я открыла рот, чтобы в очередной раз извиниться за загубленные джинсы и обувь, но Паша провел большим пальцем по моим разомкнувшимся губам и чуть-чуть протолкнул палец внутрь. Я обомлела. Вот реально, даже не понимала, что происходит. Все мысли вынесло прочь. Только ужас остался. Сердце стукнуло отчетливо пару раз так сильно, что стало больно. И остановилось. И все вокруг остановилось. Не было медленно движущегося лифта, не было постронних шумов, катающегося по полу стаканчика...
Ничего. 
Только он и я. 
Паша смотрел на меня, сводя с ума зрелищем быстро чернеющих, мутнеющих, обволакивающих глаз, мягко и аккуратно гладил большим пальцем по внутренней поверхности нижней губы, жестко придерживая подбородок, чтоб не вздумала отвернуться. 
Но я и не думала. Отстраненно, с непреходящим, но уже таким  знакомым, можно сказать, родным,  ощущением бесконтрольного ужаса, заволокшего полностью сознание, осознавала, как от взгляда его, от скольжения пальца в моем рту, от отражения нас в хромированных поверхностях и зеркалах лифта, становится жарко.

Нет, не жарко. Это вообще не определение для того, что я испытывала в тот момент! 
Это как сравнивать жар от печки и жар от вулкана , с текущей раскаленной лавой. В первом случае горячо, но не смертельно. А вот во втором... Смертельно. 
Вот так и у меня было. Ощущение гибели, падения, туда, в жерло вулкана, в жерла его черных глаз, понимание, что сейчас происходит нечно ужасное и окончательное. То, после чего я не буду прежней. 

5. 5

Паша глухо выдохнул, пробормотал что-то еле слышно. И нажал кнопку остановки лифта. 
В тот момент, когда он на милисекунду отвел взгляд, чтоб вырубить лифт, я немного очнулась и сделала попытку встать. 
Но  раздался низкий звериный рык:
- Стой, как стоишь.
Он отразился эхом от стен лифта, заставляя прекратить любое движение. 
Я застыла. Палец во рту немного нажал на нижнюю губу, раскрывая шире, проталкиваясь внутрь. 
- Хорошая какая девочка... - его голос, тихий, спокойный, задумчивый какой-то, ударил по нервам сильнее, чем рычание до этого. Потому что в нем уже было понимание того, что будет дальше. Принятое окончательно решение о том, что он со мной сделает. И я никак на него повлиять не могла. Даже если бы и хотела. 
Я была ошарашена и испугана настолько, что даже не думала ни о чем, воспринимая происходящее на чисто инстинктивном уровне, как животное. И реагируя так же. 
Вот сейчас, например, глубинные , принесенные из каменного века инстинкты повелевали не шевелиться. И подчиняться. И тогда все будет хорошо. 
Бугор в его джинсах, прямо напротив моего лица, был серьезным. Внушительным. Я, не понимая, не допуская в мозг ни одной мысли, чтоб от ужаса с ума не сойти, уже знала, что будет дальше. Так же, как и он. Это знание концентрированно, воронкой окутывало нас в маленьком тесном помещении, не давая полноценно вздохнуть, прийти в себя от морока. Мне - выйти из оцепеняющего, давящего влияния Паши, ему - вернуться в нормальный мир, где женщина - не добыча, не самка, которую достаточно загнать в угол, чтоб поиметь. 
Наверно, мы оба оказались заложниками ситуации. 
Именно так я впоследствии оправдывала свое бездействие. Непротивление. 
И его действия. Его напор. 
- Расстегни. 
Я дрогнула, машинально смыкая губы и прикусывая его палец. За это меня наказали чуть более жестким хватом подбородка.