А потом Паша неожиданно провернул номер. 
Он  посмотрел на меня. Молча. В упор. С тем же непонятным выражением  в глазах, что и месяц назад. 
Я застыла. Даже коленки перестали дрожать. Пальцы обожженные на стаканчике заледенели. Сердце замерло. Вот реально, даже не стучало, как мне кажется, замерев от ужаса. 
Взгляд его жестких, черных глаз был очень... Настойчивым. И я не хотела узнавать то выражение, что клубилось на дне его зрачков. Но узнавала. Узнавала! И пугалась еще больше. Если до этого  был просто ужас, то вот теперь, когда стало понятно, о чем он думает, глядя на меня, я поняла, что  все, происходящее ранее, было так себе. Слабым отголоском наступающего тотального краха. 
Или, как бы сказала моя бедовая сеструля, окончательного пи**еца. 
Лифт шел вниз, отчего-то крайне медленно, до жути медленно, я жалась в угол, не смея отвести глаз от его  жесткого непроницаемого лица, Паша Носорог задумчиво оглаживал мою замершую в испуге фигуру внимательным взглядом, словно решая, что делать со мной дальше. И, кажется, вариантов у него был вагон с прицепом. 

4. 4

Я, собрав все силы, решила все же перестать демонстрировать рабский ужас и хотя бы сделать вид, что я человек, и попыталась отвернуться. Со скрипом. С постоянным ощущением того, что делаю что-то не то. 
Но смогла. Удивительно просто! Лифт ехал. Взгляд мой, с трудом сместившись с Пашиного лица на кофе, там и застыл. Рука дрогнула, потому что мозг отмер и решил показать свою самостоятельность, скомандовав как можно более независимо отпить кофе из стаканчика. 
А что? Отлично можно показать, что не чувствую онемения сразу во всех мышцах от его изучающего взгляда. 
Я поднесла стаканчик к губам, взгляд напротив стал откровенно насмешливым. Ах ты ж! То, что он прекрасно меня  понимает и просчитывает все мои мотивы, стало очевидным и постыдным открытием. Это что же, он всех так хорошо читает? Или у меня, у дурочки, просто все на лице написано?
Я не успела понять, какой вариант реальнее, когда лифт тряхнуло. Несильно, но основательно. 
И стаканчик медленно, как в слоу мо, выпал из моих , поверивших в себя, пальцев , полетел на пол... И усеял хромированную кабинку брызгами кофе. 
И ладно бы кабинку! Пашиным джинсам тоже перепало! И туфлям, стильным, идеально начищенным, и, скорее всего, стоившим половину моего ипотечного жилья. 
Я, скованная ужасом, просто не думала даже, что делаю. Сначала раскрыла рот, в ужасе наблюдая падение и его результаты, перевела взгляд на ботинки и джинсы работодателя, выше не посмела посмотреть, зная, что тут же умру от ужаса, а затем быстро достала дрожащими руками салфетки из сумки и, низко наклонив голову, опустилась на корточки, чтоб вытереть кофе, бормоча без остановки:
- О боже, простите, простите меня, я случайно, я не хотела, я сейчас все вытру, следов не останется, простите, простите...
Я вытирала капли кофе с джинсов, сердце замирало от ужаса, потому что видела, что следы остаются, кофе этот автоматный ядовитый, какой только химии там не льют, а джинсы дорогие, и ботинки еще дороже, и сама ситуция ужасная, как бы сказала Ленка, пи**ец пи**ецовый, ужас, ужас, пальцы дрожали, ноги подламливались, потому что на корточках неудобно, но я не сдавалась, склонившись, оттирая салфетками проклятый кофе и бормоча, бормоча, бормоча...
А потом внезапно подняла голову. Зачем? Зачем я это сделала? Не знаю. До сих пор не знаю. Боялась ведь, до жути, до обморока, а все равно посмотрела. 
И опять застыла. Потому что Паша стоял молча, глядя на меня уже не так, как до этого.