При этом рыдающий Клоун не сдал меня родителям, и первый день я даже была ему благодарна – впервые в жизни. Зато на второй отомстил – вылил на меня с балкона воду. Ох и злая же я была!
Правда, родителей наши отношения почему-то веселили, и они часто называли нас женихом и невестой, прогнозируя в шутку нашу свадьбу.
- Как будет удобно, - говорила с улыбкой мама. – Мы все давно друг друга знаем. И Данечка – мальчик славный и умненький.
- Вот-вот! И Дашенька такая красавица растет! - подхватывала Данина мама. – И вообще они друг другу подходят: Дашка темненькая, а Данька - светленький!
- Крошки-картошки! - умилялась моя.
- Мы в таком случае третью квартиру на площадке выкупим и их там вдвоем поселим, - смеялся Данин папа.
- Или стену между нашими снесем, - хмыкал в усы папа, - и сделаем на троих одну огромную квартиру.
Меня это невероятно возмущало, и я твердила, что выйду замуж за Глеба Иванова – мальчика из группы, в которого я была влюблена. А Даня мотал головой и твердил: «Нет-нет-нет-нет-нет», что еще больше умиляло наших родителей.
Кстати, Глеб Иванов, моя первая детская любовь, тоже пал жертвой козней мерзкого Данечки. Наши чувства начались с того, что мы с Глебом лежали на соседних кроватях и обменивались взглядами во время сончаса, потому что оба терпеть не могли спать днем. У Глеба были очаровательные рыжие кудряшки, большие голубые глаза, и он казался пухленьким и умилительным, как ангелок. Никто из мальчишек с ним не играл, поэтому он примкнул к нашей девичьей стайке с моей подачи – я взяла его под опеку, что тотчас просек Клоун. И, естественно, начал терроризировать бедного Глеба. Апогея его пакости достигли в конце старшей группы, когда я решила, что Глеб должен меня поцеловать. Как папа – маму. Дело происходило в спальне, когда остальные дети отдыхали, а воспитательница куда-то ушла.
- Ты должен меня поцеловать, - решительно объявила я Глебу, который смотрел на меня круглыми совиными глазами, сидя на кровати и свесив босые ноги.
- Это как? - спросил он тоненьким голоском, и я многозначительно указала пальцем на свои губы. Поцелуй мне казался ужасно взрослым, а мне очень хотелось повзрослеть в детстве. Поэтому я брала мамину помаду и с важным видом носила дома ее туфли на каблуках.
- Подойди и целуй, как принц Белоснежку, - велела я и улеглась в кровать, как и принцесса, сложив руки на груди. Глеб медлил. Я приоткрыла глаза и нахмурилась:
- Так будешь или нет?
- Буду, - сказал он, и я опять закрыла глаза и даже вытянула губы трубочкой, наивно полагая, что так и надо.
Ничего не происходило. Я уже снова хотела распахнуть глаза и возмутиться, как вдруг почувствовала в воздухе перед собой какое-то движение и поняла, что Иванов все-таки подошел ко мне. В следующую секунду что-то холодное и странное коснулось моих губ. Оно было слишком большим, чтобы оказаться губами. Я распахнула глаза и заорала от негодования. Надо мной навис не Глеб, а мерзкий и подлый Даня. Он изловчился, поднял ногу и прижимал к моим губам свою грязную пятку! Ну, может она была чистая, но факт остается фактом – я поцеловала чужую ногу. Все, кто не спал – а таких детей было много – смеялись. Ровно до того момента, как я открыла рот. И лишь тогда испуганно замерли.
Боже, как я орала! Помню до сих пор. На мои громкие вопли сбежались и воспитатель, и няня, и даже проходившая мимо заведующая. Они все вместе пытались выяснить, что со мной произошло, однако я, даже будучи крошкой, понимала, что взрослым не стоит рассказывать о таких вещах, как поцелуи. И успокоившись, соврала, что мне приснился страшный сон.