В день рождения я подарил ей темно-розовые, голландские тюльпаны и бельгийский шоколад в металлической коробочке. И она… Черт, Ева сохранила бутоны и чертову коробку. Холодными, как у трупа пальцами перебираю то, что имело для нее ценность: мои подарки, неприглядные мелочи, которые я выбирал бездумно, торопливо, без души… Открытки, засохшие бутоны… Господи, я ведь не представлял раньше, какую принес ей боль! Открываю дневник, боясь увидеть там то, что изменит мою жизнь навсегда. 

«Я сделала все, что могла… Дура… Наверное, будь у меня хоть капля достоинства, я не пришла к нему в номер. А я пришла… Подарила себя мужу, который ничего знать обо мне хочет. И так хотела сказать, как его люблю. Он снится мне по ночам, его глаза, улыбающиеся губы… Неужели, отец не видел, как я смотрю на Илью? Наверное, он был уверен, что Богданов в меня тоже влюбится? Не тут-то было. Он слишком свободолюбив. Да и любимая женщина у него есть».

А потом записи обрываются… Ева пишет, что забеременела, потом родила мальчика, открыла фонд… Ни слова больше обо мне. Зато на самом дне шкатулки лежат газетные вырезки, мои фото из красочных журналов… Она все это время следила за моей жизнью. Подпитывала свою боль новой порцией и… молчала о сыне. 

Медленно возвращаю ее ценности в шкатулку и прячу ее в шкаф. Поднимаю платье, лежащее на кровати, и подношу к лицу. Вдыхаю запах, мучаясь догадками: кто мог желать ее смерти? Точно ли это покушение? Вопросы, вопросы… Они роятся в голове, как пчелы. Какие тайны ты хранишь, Ева? Оглядываю ее комнату, пытаясь зацепиться взглядом за что-то стоящее. На стенах висят картины, расписанные по номерам, полки и подоконник украшены самодельными глиняными горшками. Выходит, Ева увлекалась творчеством? Я ничего не знаю о матери моего сына, о моей жене… Приступ вины и самокопания прерывает телефонный звонок:

– Это Цымбало. Илья Владимирович, проведена поверхностная экспертиза машины пострадавшей. Тормозную магистраль перерезали. К тому же под капотом была установлена металлическая деталь, вызывающая трение и нагревание проводки. Машина взорвалась по этой причине. Эксперты работают дальше, но могу с уверенностью предположить, что на вашу жену покушались. Где находилась машина?

– Не знаю. Говорю же, мы не жили вместе. Наверное, дома в гараже. 

– Высылаю дежурную группу по адресу проживания Евы. Нам нужно осмотреть дом и проверить данные с камер.

Отбиваю вызов и вздрагиваю, заметив Сашу в дверном проеме. Похоже, пришло время нам познакомиться.

– Привет, проходи, не бойся. Знаешь, кто я?

– Нет, – качает он головой.

– Я твой папа. Меня Илья зовут. Теперь буду жить с тобой.

– А где мама?

– Мама… уехала. В командировку. 

Илья.

– А ее долго не будет? – надломлено шепчет мелкий, вскидывая длинные ресницы.

– Ну… Она работает, у мамы дела.

Господи, ну какая глупость! Неопределённость хуже смерти… Со стороны кажусь себе канатоходцем, неверно балансирующим в воздухе. Того гляди, сорвусь в пропасть отчаяния и неизвестности. Сколько еще я буду врать Саше? Самому себе? Смотреть в глаза ее сотрудникам и людям, участвующим в поисках?

– Ты будесь со мной зыть?

– Да, Саша. Если ты не против.

– А почему тебя не было ланьше? Ты тоже… был в командиёвке?

– Вроде того…

Саныч приезжает за мной через полчаса. Вежливо здоровается и знакомится с Анной Филипповной. Проходит в уютную гостиную, хвалит дом, ободряет няню. Слышу его шаги и голос со второго этажа. Беру Сашу за ладошку и спускаюсь к помощнику.

– Илья, поедем к частному детективу и в фонд. Надо действовать по горячим следам. Не медлить, не поддаваться панике.