Машина несколько раз переворачивается в воздухе, пока мы летим в воду. Скрипит, как старая ржавая посудина, наполняя пространство страшными звуками. Под капотом что-то лопается, а потом шипит и потрескивает. В нос ударяют запахи жженого пластика и гари. Если я не выберусь отсюда, сгорю заживо, замурованная в жалкой консервной банке. Хлипкая посудина как будто сопротивляется – вертится и качается как осенний листок, а потом сдается, грузно опускаясь на поверхность реки. Издает громкий треск, шипит и протяжно стонет, позволяя темным водам себя сожрать. Прищуриваюсь в темноте, раздумывая, как поступить. Тянусь одеревеневшими, дрожащими пальцами к двери, с силой нажимая на рычаг. Не поддается. На что я рассчитываю – побороть плотный слой нависшей надо мной воды? Под капотом вновь начинается странное шипение. Салон стремительно заполняется густым дымом, вытравливая скудные остатки воздуха. А потом я чувствую, как меня касается вода. Ее ледяной язык жадно лижет тело, стараясь как можно скорее меня поглотить. Шипение, треск раскаленных проводов, плеск волн, запахи, темнота – все обращается во вполне осязаемое чудовище. И это все хочет меня убить… Оно на стороне преступника, того, кто испортил тормоза и, возможно, расправился с папой. 

– Не-ет! – кричу, хрипло кашляя от осевшей в горле гари. – Помо-огите-е!

Бесполезно, Ева… Кто тут тебя услышит – в черной гадкой бездне…

Тянусь ладонью к туфельке и рывком снимаю ее со ступни. Какая ты, Аксёнова умница, что надела туфли на высоких каблуках. Что есть силы бью каблуком по стеклу. От скола расползается паутинка, а потом стекло с силой лопается, впуская внутрь салона новую порцию черной воды. Я хватаюсь ладонями за края разбитого окна, пытаясь справиться с течением. Подтягиваю к груди ноги. Вылезаю из тесных железных оков, преодолевая боль и страх. Жить, жить… Ради себя и Сашеньки, ради деток, которым я помогала. А еще меня сжигает изнутри желание отомстить. Оно пульсирует в висках, как мигрень или злокачественная опухоль, вытравливает воздух из груди, заменяя его хриплым, почти животным криком.

– А-а-а! – кричу что есть мочи, чувствуя, как острые осколки стекла мягко входят в плоть. Как нож в масло. Толкаюсь голой ступней от груды умершего под водой металла и гребу руками вверх, туда, где виднеется диск летнего солнца. Я выплыву, господи! Я спасусь. Израненная, голая, но я смогу выжить… За спиной что-то громко шипит. А потом я чувствую, как меня отбрасывает вверх огненной волной. Огнем, столкнувшимся с холодной водой и превратившимся в лаву… По спине прокатывается табун колючих, как гвозди мурашек, конечности парализует от боли… Последнее, что я вижу – ослепительный диск солнца над головой. Я почти на поверхности… Я почти смогла… 

Не знаю, сколько проходит времени. Разлепляю глаза, жмурясь от дневного света, дрожу, испытывая жуткий, сотрясающий все тело холод. Шевелю руками и ногами. Откашливаю грязную речную воду. Вроде бы, все целое… Дышу, облизываю пересохшие, обожженные губы и смотрю в небо, впитывая в себя его летнюю синь. Все теперь кажется другим – небо – ярким, воздух – вкусным и острым, вкус крови во рту горьким, боль в спине невыносимой… Я как оголенный, лишенный оболочки нерв…

– М-м-м, – ерзаю на мокром песке, пытаясь подняться. 

Над головой пролетают птицы, а ушей касается странный звук… Похоже, меня уже нашли. Очевидцы увидели аварию и вызвали спасателей. Сейчас меня поместят в катер и увезут в больницу. 

– Я… Я здесь, – хриплю в пустоту, слыша, как катер приближается, а потом и плюхается на отмель возле меня.