2. Глава 2

Ангелина

Гуглю в интернете, как правильно стирать рубашки люксовой серии. Узнаю, что в дорогих качественных материалах хлопковая нить скручивается особенным образом, не так как для широких масс.

Это делается для того, чтобы любой руководитель в конце рабочего дня отличался от своих помятых и потрепанных сотрудников и сиял как начищенная копеечка. Дорогие рубашки не мнутся, только их при стирке нельзя выкручивать. Они должны высохнуть сами, на плечиках.

Мама мне то же самое сказала, чтобы я не выкручивала, но так глубоко она не копала.

Достаю из пакета рубашку. Ткань наощупь гладкая и нежная, при этом держит форму. Значит не врет гугл про особо скрученную нить.

Подношу ближе, чтобы рассмотреть. Рецепторы улавливают мужской приятный аромат — дразнящий, будоражащий. В груди разливается незнакомое тепло, растекается дальше по телу, в кончиках пальцев начинает покалывать.

Неожиданно для себя практически зарываюсь в рубашку носом — так мне нравится этот запах! Он явно очень дорогой, потому что разительно отличается от мужских парфюмов, которые я знаю. Мурашки медленно расползаются от затылка по позвоночнику вниз, рождая ощущения, которые мне совсем незнакомы...

Спохватившись, отшатываюсь и оглядываюсь по сторонам. Я одна дома, а почему-то такое чувство, что все это время Каренин стоял рядом и смотрел, как я обнюхиваю его рубашку.

Становится стыдно за собственную несдержанность. Демьян Каренин — зарвавшийся наглый мажор, и если бы он узнал, как меня только что вело, я бы сгорела от стыда.

Но ведь дело совсем не в нем, а в аромате. Сам Каренин вызывает во мне единственное желание — никогда больше с ним не пересекаться.

Мое желание вполне исполнима. Для этого достаточно отстирать пятно, высушить рубашку — естественным образом, конечно же! — отдать Насте и забыть об этой истории навсегда.

Я уже говорила, что с блузкой давно попрощалась?

С опаской погружаю рубашку в воду с разведенным кислородным отбеливателем. Так волнуюсь, будто от этой стирки зависит моя жизнь.

От соприкосновения с тканью смесь начинает шипеть, и от страха кажется, что рубашка расползается у меня на глазах. Выхватываю из-под хлопьев белой пены — ничего, целая.

Так и бегаю каждые пятнадцать минут проверять, не разъело ли отбеливателем дорогое плетение.

Не разъело. Еще и пятно полностью вывело.

На всякий случай стираю рубашку в мыльной воде, затем полощу в трех ваннах воды. И наконец вешаю над ванной на плечиках, чтобы вода свободно стекала вниз.

Настроение поднимается, и я включаю на ноутбуке сериал, который Настя советовала посмотреть. Нудные моменты проматываю, и в целом сериал мне заходит.

Перед сном перевешиваю рубашку на сушилку на лоджии. С плечиков не снимаю, пусть так сохнет.

Утром первым делом бегу проверять рубашку — от пятна не осталось и следа. Плетение для избранных не пострадало. Подношу к лицу — аромат остался, но еле-еле уловимый. И мне даже жаль, что он улетучился. Теперь рубашка пахнет как чистая постиранная ткань.

Но от этого запаха пальцы на ногах не поджимаются...

Складываю рубашку в пакет и прячу подальше в шкаф. Завожусь с уборкой и включаю музыку на всю громкость. Люблю так, когда мама дома, приходится надевать наушники. А сейчас полная свобода.

Музыка гремит, заглушая все звуки, поэтому когда в двери проворачивается замок, я его не слышу. Только когда мама входит в дом, придерживая забинтованную руку, возвращаюсь в реальность.

Отключаю колонку, бросаю пылесос, подбегаю и помогаю маме присесть. Она тяжело опускается на пуф в прихожей.

— Мама? — со страхом смотрю на загипсованную руку. — Что с тобой случилось?