Воронов сел на стул с самым удивленным видом:

– Борис Николаевич, вы уверены?

Кузьмичев усмехнулся:

– Не то слово, что уверен! За эти дни понял, что женщина для нас, как подарок судьбы. Собираюсь использовать ее еще и как военного консультанта.

Широко улыбнулся, уже не скрывая, что доволен:

– Сплошная экономия на проживании и питании!

Александр Витальевич возмутился:

– Да вы что, Борис Николаевич!?! Как она три должности совмещать станет?

Продюсер перестал улыбаться. Покивал собственным мыслям и уверенно ответил:

– Гримировать она станет лишь главных героев. Остальных ее помощница раскрасит. Работа редактора и гримера идет на площадке и что Инге помешает еще и консультировать?

Воронов вздохнул:

– А как же с оплатой? Она же каждый день будет, словно в аду!

Продюсер твердо взглянул режиссеру в глаза:

– Не обижу. Все три ставки полностью ее. Как думаете, согласится на трех работах быть?

Режиссер тяжело вздохнул, не сводя глаз с Кузьмичева:

– Она – да. И не из жадности, а потому, что сидеть не любит…

Солнце клонилось к закату. В пустынном пыльном дворе с двумя арками-выездами, стоял все тот же полумрак от многочисленных деревьев. Но прохладой тут все равно не пахло. Ни единый листочек не колыхался от ветерка. Казалось, что все застыло. Из-за жары и духоты народ попрятался по квартирам. Даже прожорливые вездесущие голуби куда-то исчезли. Издалека доносился шум оживленного проспекта.

К двери подъезда с крылечком и перильцами, где находился продюсерский центр, невнятно переговариваясь, подошли Ильменев и Курков. Оба были в легких светлых рубашках навыпуск и джинсах. Светлые кроссовки ступали по бетонным ступенькам бесшумно. Андрей поднял руку, чтобы набрать номер офиса, но дверь вдруг распахнулась и прямо в его грудь впилось женское тело. Он успел вцепиться одной рукой в дверь, а второй невольно обнял Рязановскую, чтоб удержаться на ногах и удержать ее. Не видя еще, кто перед ней, Инга попыталась осторожно освободиться от рук:

– Извините…

Ильменев, вначале замерший от неожиданности, откровенно расхохотался за спиной приятеля:

– Тебе женщины с ходу на шею вешаться начинают!

Курков разжал руки и женщина отскочила назад, словно пружина. Она была одета в длинную цветастую юбку и светло-голубую блузку с короткими рукавчиками. Из-под юбки выглядывали светлые босоножки. Лицо выражало настороженность и досаду. Незнакомка вскинула голову и вдруг замерла.

Андрей изумленно наблюдал за сменой выражений на ее лице. Настороженность сменилась растерянностью. Загорелое лицо вдруг резко побледнело и перекосилось от боли. Губы задрожали и на них появилась робкая не верящая улыбка. Глаза вспыхнули дикой, безумной радостью.

Инга жадно рассматривала лицо Куркова, совершенно забыв о том, что не одна. Она не видела никого, кроме Андрея и он это понял. Мысленно удивился. Просто стоял с опущенными руками перед ней и ждал объяснений.

У Ильменева смех пропал сразу, едва он заметил смену выражений на женском лице. Смотрел то на женщину, то на друга и ничего не мог понять. У него сложилось впечатление, что незнакомка знает Андрея давно. И вместе с тем, Курков вглядывался в женское лицо, но было видно, что он ее не знает.

Рязановская схватилась за так и не закрывшуюся дверь, качнувшись в сторону. Она с трудом удерживалась на ногах. Настолько ее поразило лицо мужчины напротив. Курков невольно подхватил женщину за талию, боясь, что она упадет. Со ставших почти белыми женских губ, сорвалось хриплое:

– Саша…

Ее глаза рассматривали его лицо, беспорядочно бегая по нему. Весь вид женщины говорил, что она в страшном волнении. Крепкая загорелая рука поднялась и робко коснулась щеки актера.