Инга кивнула и спросила:

– Не знаете, умеют актеры оружием пользоваться или нет?

Лестница закончилась и Воронов поравнялся с ней:

– Курков в военных фильмах снимался, должен уметь, а насчет Ильменева и остальных не знаю.

Женщина вздохнула, поворачивая в холл:

– Надеюсь, что мучиться мне не придется, обучая держать автомат…

Но пойти купаться с режиссером и оператором сразу редакторше не удалось. Едва троица вывернула из-за угла, как к Рязановской бросилась перепуганная Ольга Сартакова:

– Инга! Как хорошо, что ты сама вышла! Я уже искать хотела! Леха на ногу пару минут назад ящик с автоматами уронил. Вон сидит…

Реквизитор Леха действительно сидел на диванчике под пальмой в углу холла. Правая нога была уже без обуви и носка. Брючина закатана до колена. Пальцы оказались перемотаны какой-то серой тряпкой и на тряпке отчетливо проступило пятно крови. Его кроссовка в крови стояла рядом. Несколько человек толпилось вокруг, растерянно поглядывая на гримасничающего от боли парня и не зная, что делать. Остальные стояли у стойки администраторов, поглядывая на раненого оттуда. Кое-кто из тех, кто боялся крови, просто отвернулись.

Рязановская, не раздумывая, кинулась к реквизитору, на ходу потребовав:

– Оля, аптечку!

Воронов с Ломидзе, переглянувшись, шагнули следом за Рязановской. Не сговариваясь, оба решили посмотреть – что станет делать женщина. В такой ситуации они ее еще не видели.

Сартакова, вместе с помощницей Наташей, бросились к своим огромным полосатым сумкам с костюмами, сваленным в углу. Судорожно принялись вскрывать их одну за другой, что-то ворча про себя и свою память. Небрежно выкидывала на соседние сумки камуфлированные куртки и брюки.

Одна из администраторш высунулась из-за стойки, с интересом посмотрев на гомонящих киношников. Громко сообщила:

– Мы нашему доктору позвонили. Минут через пять подойдет.

Инга кивнула, мельком взглянув на женщину и приседая на корточки перед реквизитором:

– Дай гляну!

Леха махнул рукой, давая согласие. Сейчас ему хотелось лишь одного – избавиться от боли. А она была такой, что парень еле сдерживался, чтоб не заорать. Он даже говорить не мог, попросту боясь взвыть. Сжимал зубы так, что челюсти побелели.

Женщина размотала тряпку и режиссер чертыхнулся. Оператор вздохнул, потирая подбородок пятерней:

– Съемки еще и не начинали, а уже есть раненые.

Большой палец на ноге Лехи был рассечен вдоль и рассечен серьезно. Кровь продолжала течь, капая на выложенный гранитной плиткой пол. Подбежавшая Сартакова протянула аптечку, но Инга потребовала:

– Открой! Достань корвалол или валокордин. Ну, что там у тебя есть!

Реквизитор простонал:

– Да у меня с сердцем нормально…

Рязановская хмыкнула, окинув коротким взглядом крепкую фигуру парня:

– Не сомневаюсь.

Ольга протянула ей валокордин. Редакторша ловко вскрыла пузырек и вдруг капнула на рану несколько раз. Кровь свернулась прямо на глазах. Ломидзе удивился:

– Лихо!

Инга нашла глазами Сартакову и попросила:

– Оля, поднимись ко мне на четвертый этаж. Номер четыреста двенадцать. Дежурной скажешь – я просила. В тумбочке, в ящике, стоит баночка с широким горлом. В ней желто-зеленая мазь. Она медом пахнет, не ошибешься. Принеси.

Костюмершу словно ветром сдуло. Не смотря на крупные габариты, двигалась Ольга весьма шустро. Инга уже сама достала пузырек с перекисью и вату. Смыла кровь и вгляделась в рану. Воронов сразу спросил:

– Инга, сколько Алексей проковыляет, как думаешь? Может попросить продюсера найти другого реквизитора?

Рязановская заметила настороженный взгляд Лехи и покачала головой:

– Зачем, Александр Витальевич? Тут самое страшное – ноготь рассечен. Кость, похоже, цела. Ни синюшности, ни опухоли большой нет. Три-четыре дня поковыляет, а потом пройдет. Если конечно с моим лечением согласится.