– Что, приссал? – проговорил Серёга.

В его глазах было что-то животное, трусливое… и оттого опасное.

Он махнул палкой – её конец пролетел рядом с лицом Константина. Потом он замахнулся ещё, и Костя кинулся вперёд, закрываясь рукой. Железный прут опустился на кисть и плечо. Руку обожгло. Но Константин всё-таки ударил Серёгу, и тот повалился на спину, выронив арматуру. Костя сел на соперника. За жжением пришло онемение. И он впечатывал удары только правой рукой. Он бил, бил. И хотел вбить голову соперника в землю. Брызнула кровь. Серёга закрыл лицо руками, но Константин продолжал бить и стискивать зубы. А потом он услышал рычание, и только через мгновение понял, что это рычание издаёт он сам. Злоба захлестнула его так, что он уже не мог остановиться.

– Э! Валим его! – выкрикнул кто-то.

Толпа бросилась к Константину, но он схватил арматуру и вскочил на ноги. Лицо его было перекошено от гнева, и во взгляде появилось что-то зверское. Все остановились.

– Ну, кто первый?! – выкрикнул Костя и махнул грозным оружием. – Кто?!

Никто не двинулся, тогда Константин посмотрел на Серёгу и выкрикнул:

– Мобильник и нож!

– Да пошёл ты, – сказал тот.

Костя размахнулся и ударил. Арматура впечаталась в землю рядом с головой пацанчика.

– Мобильник и нож! – повторил Константин. – Не то покалечу!

Он замахнулся, чтобы действительно ударить.

– Ладно, ладно! – выкрикнул Серёга и добавил: – Сука, забирай!

Он достал смартфон.

– Нож! Где нож?! – Константин кричал, потому что охваченный яростью говорить он попросту не мог.

– Да он у Губы, – сказал кто-то.

Костя оглядел толпу. Кто-то смотрел на него со страхом, кто-то со злобой, но у некоторых он прочитал во взгляде уважение.

– Он домой ушёл, – ответили ему на незаданный вопрос.

Константин взглянул на соперника. Разбитые губы, разбитый нос, и всюду кровь: кровь на лице, на руках, на траве. Серёга тяжело дышал, из его рта вырывался пар. От переносицы под глаза уже растекались припухлости, изменяя очертания лица, делая его уродливым. И вдруг Костя испугался всего того, что натворил. И ему стало стыдно за то, как бил и как рычал. Он сунул мобильник в карман и пошёл прочь.

– Вообще псих, – услышал он за спиной, вот только тон был скорее уважительный.

Арматуру Константин выкинул, когда подходил к своему району.

Стыд за содеянное прошёл быстро, и на смену ему пришло чувство собственного достоинства и стойкое убеждение, что завтра он обязательно найдёт Губенко.

Но чем ближе он подходил к своему дому, тем меньше ощущал радость, так как предстоял разговор с матерью.

Костя тихонько провернул ключ в замке, вошёл в прихожую и прислушался. В гостиной тикали часы, в кухне гудел холодильник. Матери дома не было.

«И хорошо, – подумал он. – Хоть не придётся ничего объяснять. По крайней мере, сейчас».

Он повесил куртку на вешалку, снял кроссовки и прошёл в ванную.

В зеркале он увидел своё отражение. Лицо выглядело устрашающим: под глазом уже чернел синяк, на щеках темнели размазанные пятна крови. Костя высморкался, и бурые капли оросили эмаль. Потом он открыл кран и сунул ладони под струю, в слив раковины устремился грязно-розовый поток. Сморкаться было больно, и вновь появился специфический привкус в носу. Болела переносица, болели губы, и разбитые пальцы плохо слушались.

Когда он вышел из ванной и прошёл в свою комнату, то вновь увидел отцовский взгляд. Он смотрел на него с фотографии, что стояла в рамке на столе. Она очень нравилась Косте, отец на ней получился таким, каким был в жизни: уверенным и сильным. В форме капитана третьего ранга он стоял на палубе родного эсминца, а позади него бушевало море. Волны были такой величины, что казалось, они вот-вот разобьются и зальют палубу. Но отец держался рукой за фальшборт и улыбался.